На Ближнем Востоке по крайней мере с VI в. до н. э. возникли эсхатологические (религиозное учение о "последних временах", о конечных судьбах мира и человека) течения — мистика абсолютного будущего, ожидания прихода спасителя мира для учреждения нового, окончательного и безупречно справедливого порядка на земле. Ожидание спасителя было свойственно в первую очередь для иудеев которые ждали исполнения закона Моисеева — обещавщего им в управление весь мир. Во все концы эллинистического мира ветхозаветные идеи получали все более широкое распространение. А почему? Иудеи, принадлежащие к "диаспоре" (выселенцы из Палестины), занимались привлечением новообращенных в ортодоксальный иудаизм, но, кроме того, в разных местах образовывались различные более или менее обособленные группы и течения, такие, как терапевты в Египте, ессеи в Иудейской пустыне у Мертвого моря, сторонники Иоанна "Крестителя", а затем и многие другие. Для всех них были характерны не только эсхатологические чаяния вообще, но и ожидание избавления, которое будет принесено в "конечные времена" конкретным лицом. Для ортодоксальных иудеев это должен был быть непременно потомок древнего царя Давида, помазанный их Богом в цари ("помазанник" по-древнееврейски машиах, по-гречески мессия или Христос!); ожидалось, что он восстановит конкретное государство но не в его прежнем виде, а в виде идеального, утопически-справедливого царства, доступного только праведникам, выполнявшим боговдохновенный "Закон" Торы, или Пятикнижия, приписывавшегося Моисею. Вера в приход мессии утвердилась по крайней мере еще с VI в. до н. э. Часто считали, что перед пришествием мессии будет новое явление пророка Илии, который якобы не умер, а вознесся живым на небо и может вновь появиться на земле в "конечные времена". Другие религиозно-этические движения сходного происхождения сохраняли веру в будущее пришествие мессии, хотя рассматривали его в нравственном аспекте. Как уже говорилось, иудеи считали, что Яхве заключил со своим народом особый "завет" (договор, материальным признаком которого было обрезание: оно должно было отличить поклонников Яхве от всякого другого народа). Новые секты и религиозные движения стали выдвигать идею о Новом Завете, т. е. новом договоре между богом и людьми, основанном на более высоких нравственных требованиях единого божества к личности человека. Представление о таких личных отношениях между богом и человеком не могло сложиться в хаотическом мифологическом мире греко-римской культуры которая к тому времени уже практически ничем не напоминало СлавьЯнъИньскую Правь. Славную религию. Поэтому Новый завет для ассемилированных народов Среднеземноморья могло сложиться лишь на почве монотеизма, веры в одного бога, лицом к лицу с которым оказывается человек.
Согласитесь сообщения об Иисусе из Назарета, имели бы особую ценность если бы излогались непосредственно его первыми последователями, или покрайней мере от их "сторонних" и постольку более или менее "незаинтересованных" свидетелей — римских хронистов первой половины и середины I в. н. э. Но! К нашему сожалению, но не к удивлению — вся актуальная историография ранней империи, предшествующая Тациту и Светонию, УНИЧТОЖЕНА (за единственным исключением конспективного труда Веллея Патеркула, набросанного к тому же слишком рано — в 29 г.).
Упоминание христиан у Тацита вкраплено в рассказ о знаменитом пожаре Рима при Нероне в 64 г. н. э., подавшем повод к слухам о намеренном поджоге…
"И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа назвала христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время, это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев"…
То же самое в еще большей степени относится к сообщению Светония об императоре Клавдии:
"Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он изгнал из Рима". Из-за этого "Хреста", о котором Светоний больше ничего не знает, при Клавдии происходили беспорядки в римской еврейской общине"…
Естественно обратимся к историку Палестины Иосифу Флавию (37 — около 100 г.). В его "Иудейских древностях" (ХХ, 199 — 201) сообщается под 62 г. об убиении Иакова, "брата Иисуса, прозванного Христом", и есть раздел о самом Иисусе (ХVIII, 63–64); этот раздел сразу резко разочаровывает исследователя: в нем бросаются в глаза заявления о мессианском достоинстве и даже божественности Иисуса, которые никак не могут принадлежать верующему иудею, каким был Иосиф, но только верующему христианину, каким он ни в коем случае не был!