По развилкам русской истории

В наследство от Византии Московская Русь получила далеко идущие государственные цели. После гибели Византийской империи от иноверных турок-османов, Московская Русь начала чувствовать себя продолжательницей её государственных устремлений и главной хранительницей православной веры. Окружение великого князя Московского переносило на него царские обличил, которые раньше были связаны с царём константинопольским. Этому способствовала и женитьба Ивана III на племяннице свергнутого византийского императора Палеолога, семья которого бежала в Рим. В браке оказался заинтересован Папа Римский, который надеялся через семью великого князя провести на Русь католицизм. Но Зоя Палеолог (после замужества принявшая имя Софьи Фоминичны) оказалась убеждённой православной и, к тому же, амбициозной великой княгиней. Она начала изменять порядки двора московского князя, приводя их к константинопольским правилам. Московская Русь взяла себе двуглавый герб византийской империи, великокняжеская власть стала принимать пышные формы и отдаляться от боярского круга. Постепенно, на основе деспотической формы правления, полученной в наследство от Золотой Орды и византийского представления о высшей власти, на Руси стала формироваться присущая только ей форма правления – самодержавие. Оно стало объектом борьбы между

Святой Русью и Русью Окаянной, в результате чего в глазах простого народа самодержец и его власть приобрели ореол святости. Постепенно стал складываться самодержавный стиль правления страной. Главным в нём является святость власти лидера, и эту святость он получал либо по наследству, либо на волне народного обожания, достигаемого путём формирования так называемого «культа личности». Нет святости власти у лидера – значит, нет и самодержавия, как бы себя лидер не называл: царём, императором или президентом. Святость власти даёт ему возможность опереться на народ в борьбе с элитой, которую он заставляет безоговорочно выполнять его распоряжения, вешая на нее все свои недостатки и промахи. Именно святость власти при самодержавии отличает её от обычного авторитарного правления. В дальнейшем на этой основе было сформулировано официальное триединство царской России: православие – самодержавие – народность. В нем предполагалось, что православие должно было обеспечить святость власти самодержца для его поддержки народом. Святость власти раздвигала границы терпения русского человека, в самодержце он видел своего покровителя и защитника от жизненных несправедливостей. Этого и добивалась от властителя Святая Русь. В результате терпеливость стала одной из национальных черт характера русского человека, которую использовала уже Русь Окаянная, делая самодержавную власть бесконтрольной и воспитывая в русском человеке психологию раба. Святой Руси ещё долго придётся «выдавливать раба по каплям» из русского человека, пока он не почувствует, «… что в его жилах течёт уже не рабская кровь, а настоящая человеческая» (из письма А.П. Чехова к А.С. Суворину, 7 января 1889 года).

Высокие византийские амбиции появились не только в высшей государственной власти, но и в простом народе. В то время в России получило распространение учение старца псковского монастыря Филофея, смысл которого в нескольких словах заключается в следующем: всё, что имеет Россия, дано ей за сохранение чистоты православия. В этом её задача и конечное предназначение. И далее делается такой вывод: поскольку два Рима, ветхий Рим и Рим Константинопольский, пали, то во всей поднебесной остался один христианский царь – русский, одно православное государство – русское. Поэтому Москва есть третий Рим и последний, ибо четвёртому Риму не быть, а Москве назначено быть хранительницей православия до тех пор, пока не наступит царство Божие, которому не будет конца. Русский народ, за годы татаро-монгольского ига укрепившийся в своём православном самосознании, воспринял этот призыв буквально, и в народе началось формирование такой национальной черты как великодержавность. Она стала одной из основ русской государственности, позволившей добиваться единства общества в защите своих границ для сохранения индивидуальности страны, складывающейся на протяжении веков. Поэтому в критической ситуации русский народ мог собраться и выстоять, подтверждая тем самым вывод, сделанный в XIX веке Н.Я. Данилевским о наличии в своих недрах резерва, откуда можно черпать силы в случае потери в верхних слоях общества сопротивляемости внешней разрушительной силе.