По реке времен (сборник)

Каждый день кто-то из нас ездил на подводе за молоком и привозил к ужину бидон молока и хлеба. Мне тоже случалось дежурить. Однажды я догнал на дороге девочку которая шла к нам. «Ты к Сашке?» – спросил я. «Ага!» – «Садись, подвезу!» – предложил я. Она села, и я довёз её, по дороге мы разговаривали с ней. Она закончила четыре класса, перешла в пятый, дочка местной учительницы. И по-детски, а может, и не по-детски, влюбилась в студента-четверокурсника Сашку Королькова. А в него трудно было не влюбиться – красив был какой-то утончённой красотой, ну, дитя и растаяло. Она приходила к нему, о чём-то они говорили… О чём можно говорить в таком случае? Но это метафизика любви. А потом, много позже, я написал об этом рассказ «Журавли», где Корольков назван Пьянковым. Теперь, через пятьдесят лет после этого, мы иногда встречаемся с Александром Аркадьевичем в Союзе писателей на каком-нибудь вечере, и я напоминаю ему о той девочке. Наверное, травлю ему душу да и себе тоже.

На работу нас возили на машине, а возвращались мы обычно лесной дорогой, километра два пешком. Много пели, напомню репертуар: «За пять лет трудовых лагерей…», «У Геркулесовых столбов…», «Охотный ряд…», «За что же Ваньку вы Морозова?..», «За что нас только бабы балуют?..», «Всю ночь кричали петухи…», «Уходит взвод в туман, в туман, в туман…». Были и ещё какие-то, память отодвинула их в дальний угол. А ещё была такая песня: «Холодно, голодно, нет кругом стен!..». Но это совсем уже неприличная и, думаю, когда мы горланили её, идя лесом, то всё живое содрогалось от ужаса и, казалось, не дай Бог оказаться на пути у этой оравы. Хотя всё это было напускное, молодеческое. В сущности, многие были с нежной, ранимой душой.

В свободные от работы часы, конечно, жизнь шла беспорядочно. Возникали всякого рода мужские притирки – все были молодые, здоровые, с амбициями. Как-то мужикам пришло в голову поднимать огромный мешок с картошкой. Стали соревноваться те, чья сила бросалась в глаза. Один попробовал, другой, третий. Подошёл Борис Иванов, довольно высокий, поджарый. Легко вскинул мешок на плечо и отнёс его. Сразу стало видно, кто есть кто. В другой раз он же влетает на второй этаж, где мы отдыхали после работы, запирает за собой дверь и в дверь начинает колотить какой-то мужик, с криком: «Убью, открой!

Я знаю, что ты тут!». Боря выпрыгнул в окно. Открыли дверь. Мужик успокоился. Потом Борис вернулся, и мы узнали, что мужик приревновал его к жене, а может, и застал с женой, теперь уж не помню.

После этих двух «мужских» поступков Борис, конечно, стал своим человеком, авторитетом, на которого можно всегда положиться. Но, забегая вперёд, скажу: уже после окончания факультета мы случайно узнали, что Боря работает на КГБ. Причём, как иногда бывает, «разоблачила» его жена, Валя Бутузова, студентка, которую не захотел брать в аспирантуру М. Шахнович. «А что, я виновата, что ли, если Боря в КГБ работает?» – посетовала она однажды. Этого никому в голову прийти не могло. Борис Иванов окончил аспирантуру и стал курировать от комитета работу «спецхрана».

Теперь, конечно, это трудно понять, но раньше наличие агента в той или иной среде было, видимо, нормой. Но, с другой стороны, Борис был умница и никаких гадостей он не делал, просто выполнял свою работу – не более того. В те годы политические взгляды имели значение не только для государственных структур. Это играло роль и в самой жизни. Как-то там, в Цвелодубово, не помню, кто именно, стал говорить что-то непотребное о советской власти. Тогда Вадим Иванов, ярославец, взял его за грудки и потряс: «Ты лебеду жрал?! А я жрал!». Это означало, что, слава Богу, больше лебеды не жрём и это – заслуга Советской власти. И, пожалуй, он был прав. Но об этом говорить долго.

Эта поездка многое для меня значила, и совершенно случайно я посетил нашу цвелодубовскую усадьбу через год, но об этом скажу в своё время. Итак, нас вывозят из колхоза на машине и мы горланим:

Слезайте, граждане, приехали, конец!
Охотный ряд, Охотный ряд!

Первого занятия я не запомнил. Скорее всего, оно проходило в аудитории № 150. Это самое большое помещение на факультете, и все общие лекции проходили там. На первом курсе большинство дисциплин читалось одновременно для всех групп. По группам в разных аудиториях проходили занятия языком – было две или три немецкие группы и столь же английских. Семинары тоже проходили в других аудиториях, небольших, мест на двадцать-тридцать.

На первом курсе были общеобразовательные дисциплины, такие как химия, физика, высшая математика, антропология, этнография, биология, логика, а также диалектический материализм и история древнегреческой философии. Именно история философии Древней Греции нравилась мне более всего. Лекции читала Вера Яковлевна Комарова, настоящая философиня, толковавшая нам фрагменты древних философов. Настольной книгой для нас была книга «Материалисты Древней Греции» – собрание фрагментов сочинений философов начиная с Гераклита.