– Знаешь, вы не очень-то похожи со своей сестрой. – Я забилась в угол на заднем сиденье и изо всех сил пыталась игнорировать руку Ланкмиллера у себя на талии. Сопела сосредоточенно.
– Ничего удивительного, – тот равнодушно пожал плечами, – матери у нас разные.
– И где она сейчас? Твоя мать?
– В гробу, видимо. Покончила с собой, когда я был ребёнком, – щедро поливая слова сарказмом, сообщил Кэри. – Знаешь, так бывает, надоело человеку, и всё.
Я сразу же заглянула ему в лицо. Шутит? Кто вообще так шутит? Но, кажется, хозяин был абсолютно серьёзен, и от этого мгновенно стало нехорошо.
– Прости, – я внутренне поёжилась, – хоть ты так ужасно об этом сказал, но всё равно прости.
– Не нахожу ничего ужасного, – Кэри пожал плечами. – Отец её любил, но, видимо, даже слишком сильно. Такое не каждый способен выдержать. Вот она и свела счеты с жизнью. Бедный папа, его ведь в конечном итоге тоже любовная история свела в могилу, да? – меня щёлкнули по носу.
От Ланкмиллера несло цинизмом, едким, как перегар, так и подмывало отодвинуться подальше, но было особо некуда.
– Знаешь, иногда мне бывает от тебя страшно, – тихо проговорила я, отворачиваясь к окну.
– Господин тяжело переживал смерть обоих родителей, – неожиданно встрял Генрих с водительского сиденья.
– Я тебя сейчас хоть о чём-нибудь спрашивал?
От того, как Ланкмиллер это сказал, у меня чуть не остановилось сердце. Размеренно, голосом, в котором сущий лёд и металл. Мог бы вгонять в сердце колья с таким же успехом.
– Прошу прощения, – сдержанно извинился не потерявший самообладания начальник охраны, хотя, видимо, и тот успел основательно испугаться.
Интересно, если все в этом доме боятся Генриха, то кого боится сам Генрих? Кэри? Я вдохнула, убирая назад растрёпанные волосы. Нет, его подчинение основано не на страхе. Он предан Ланкмиллеру слепо, как пёс.
– Тебя в детстве не любили? Ты так холодно о них отзываешься, – прозвучало едко, хотя не должно было. Это всего лишь новый дурной вопрос, вырвавшийся у меня только по глупости и недосмотру. Генрих там подавился чем-то и долго кашлял.
– Нет, почему же, – Ланкмиллер пожал плечами, видимо, благосклонно счёл мои издевательства забавными. Чем-то вроде игры. – Я рос в атмосфере вседозволенности и всеобъемлющего обожания. Плохо на характере сказалось?
– Хуже, чем ты сам себе представляешь.
Беседа зашла в неисправимый тупик: в салоне на несколько минут повисло тягостное молчание, и Кэри, видимо, заскучал. Он с деликатной ловкостью убрал мои волосы так, чтоб они ему не мешали, и склонился к моей шее, медленно выдыхая. Щёки вспыхнули, и я мгновенно занервничала, принялась ёрзать на сиденье так, будто оно колючее. Хозяйские пальцы медленно-медленно повторяли линии вен, я скрипела зубами, притворяясь, что ничего не происходит, хотя вид у меня, наверное, был несчастный. С каждым вздохом словно что-то обрывалось в груди.
Едва протянула руку, чтобы убрать наконец его пальцы, как мучитель перехватил её за запястье.
– Кику? – недобро так прозвучало.
– Мм? – судорожно пискнула я.
– Неужели тебе настолько неприятно это?
– Нет, я… Нет. Просто ты, наверное, не должен со мной так ласково. Я ведь тебе не настолько нравлюсь. Касаешься нежно, будто боишься разбить. Но ты ведь не боишься. Ты ведь хочешь совсем по-другому?
Я замолчала, усилием воли прервав свою сбивчивую тираду. Странная полусладкая боль пульсировала на кончиках пальцев. Кэри ничего не говорил и не делал секунд пять, недоуменно изучая меня взглядом, потом молча и слишком крепко обнял, выдохнув, зубами оттянул полоску кожи чуть пониже уха. Руки сами как-то обвились вокруг его шеи, и я уткнулась лбом в ключицу Ланкмиллеру.
Так лучше.
Так намного лучше.
Мне обязательно нужно помнить, что ты хозяин и что это на самом деле запредельно больно.
– Приехали, – негромко объявил Генрих.
– Чертовски не вовремя, – почти что простонал мучитель мой, отворяя дверцу, – жду у себя в спальне, моя маленькая любительница пожёстче.
Я выпрыгнула вслед за ним и захлопнула дверцу. Надеюсь, мне хотя бы разрешат поесть. И лучше, если не с пола.
Но ужин в поместье никто и не собирался готовить, потому что Кэри надлежащих распоряжений не давал.
Так что я скинула каблуки с облегчением, с которым скидывают оковы, и, превозмогая все тяготы перемещения в полуубитом состоянии, со всей прилежностью перетащила себя вверх по лестнице в хозяйскую спальню. Просто мне очень хотелось снять уже это платье, и я знала, что мучитель непременно избавится от него, а остальное уже не казалось важным.
Лишь на входе я задержалась на пару секунд, прижавшись к двери лбом.
– Можно войти? – получилось хрипло и до ужаса несчастно.
Кэри полулежал, опершись на подушки. Он лишь чуть заметно кивнул, тогда я проскользнула в комнату и тихонько прикрыла за собой дверь. Ланкмиллер был только после душа, в восточном халате с широкими рукавами, распахнутом на груди и прикрывающем разве что бёдра.