По Семиречью

Маленький полуостров очень понравился. Здесь вся жизнь была на виду. Но завтра пора было двигаться дальше.

Полюбился полуостров и Юрию. Только у него кончились картоны, иссякли запасы белил, и это портило его обычно восторженное настроение.

— Вы подумайте, — часто повторял он с пафосом, — кто бы мог подумать, что пустыня может оказаться такой прекрасной? Да и кто из художников-пейзажистов ею интересовался? Пожалуй, только один Верещагин. А сколько здесь неповторимых сюжетов, какие дали, закаты, миражи, какое небо и древняя земля!

К вечеру захмурило. На всякий случай мы поставили палатку. А ночью мелкий дождик заморосил над пологами. Пришлось в темноте перекочевывать в палатку, растягивать по земле полиэтиленовую пленку, чтобы собрать пресной воды. Всю ночь ныли комары. А утром основательный дождь закрыл густой сеткой и холмы и озеро. Вскоре на дороге появились лужи воды, заблестели мелкие такырчики. Что делать в такой день? Ехать или лежать? Предстоящий путь еще долог. Лучше ехать! И вот во все стороны разлетаются брызги желтой воды, отскакивают кверху комья глины. Мотор натружено гудит, и машина медленно переползает через солончаковые низины и каменистые холмы.

Местами озеро намыло высокий и равномерно округлый вал из мелкой гальки и щебня, и он, похожий на искусственную дамбу, тянется многие километры. Там, где озеро подходит близко к валу, вода, просачиваясь через него, образует длинные ленты береговых озер, поросшие тростничками. Здесь много птиц.

Мы проезжаем мимо большой поросли тростников. Из зарослей поднимаются лебеди, на отмелях стоят в воде цапли, у берегов плавают утки. Два журавля, прихрамывая и трепеща крыльями, бегут в 10 метрах впереди машины, отводят от гнезда. На обрывах сидят балобаны, луни и коршуны. Они намокли от дождя, им лень подниматься в воздух. Обидно, что весь этот край непуганых птиц нельзя запечатлеть на пленку в такую пасмурную погоду. И Балхаш, притихший, серый, почти такой же, как и пасмурное небо.

Потом еще такие же заросли тростника, настоящая тростниковая тайга и мелкие плесы — идеальные места гнездования птиц. Но тут все мертво. На берегу залива валяются консервные банки, обрывки старой одежды, палки от палаток какой-то поисковой партии. У самой воды лежат две застреленные вороны. Нескольких браконьеров было достаточно, чтобы изгадить природу и изгнать все население тростничков.

Дождь льет, не прерывая своего нудного занятия, и мы, измученные плохой дорогой, останавливаемся у небольшой куртинки шиповника. Нет, пожалуй, в дождь лучше постоять на одном месте да окончательно пополнить запасы воды, чем метаться по грязи и бездорожью.

Веселый музыкант

Едва только заглох мотор машины, как рядом из зеленого куста послышалась несложная, но бодрая песенка. Беспечный солист нисколько не стеснялся нас, мы для него будто и не существовали. Не мешала ему и непогода.

На этом месте мы стояли три дня, и все это время веселый музыкант почти не смолкал. Кустик шиповника был такой густой и колючий, что в нем можно было чувствовать себя в полной безопасности.

Долго я не мог узнать, кто же он такой, наш веселый сосед. Для него крошечного мира куртинки шиповника было вполне достаточно, и не было никакой необходимости его покидать. Здесь копошилась масса комаров-звонцов, комаров-кусак; разные ночные бабочки искали в нем на день прибежище. Но один раз он все же выскочил на простор песчаной отмели озера; будто задумавшись, застыл на секунду и позволил себя сфотографировать. Это была крошечная пичужка — пустынная славка, хозяйка маленького непролазного шиповника.

Три дня серые, низкие облака неслись над озером. Три дня Балхаш бушевал, пенился, набрасывался волнами на низкий берег. Ветер свистел в тростниках, шумел, пришибал их к воде. А потом ночью неожиданно все затихло. Занялась заря, взошло солнце, и загорелись золотом берега.

После ненастья день выдался прохладный. Когда же потеплело, из травы, из зарослей тростника один за другим стали вылетать белесые комарики. Они мчались к озеру, к мелким лужицам на пологом берегу и на лету, будто танцуя, тюкали головками о воду. Каждый клевок — маленькие круги по воде, крохотная капелька на голове, ничтожно маленький глоток воды.

Напились комарики и обратно попрятались в заросли трав до темноты, до брачных песен.

Голая земля

Вблизи от бивака совершенно голый, чистый, ровный такыр. Даже без трещин. Солнце отражается от белой земли, как от снега. Глазам больно. И посредине куст тамариска, весь лиловый, в нежных, ажурных цветах. Над тамариском гудят крохотные пчелки, порхают бабочки (голубянки), мечутся мухи. На голой земле видна кучка свежевыброшенной земли и норка. Возле нее оживление. Тут гнездо муравья-бегунка.

К гнезду подбежал чужой муравей-бегунок. Его моментально узнали, ловко распяли за все шесть ног и два усика и застыли в страшном напряжении.

Чужаку нечем защищаться. Кое-как подтянул брюшко к голове одного и другого, выпустил капельку яда каждому. Отравленные не выдержали: бросили свои посты, побежали вытирать о землю головы.