По Семиречью

Через полчаса ураган помчался дальше, через озеро, а впереди него неслись на своих легких крыльях хохотуны, то падая книзу над самыми волнами, то взмывая кверху. Зачем? Ни одна из птиц не поймала рыбку, не опустилась на воду. Просто так, играя от избытка сил и здоровья!

Дождь лил целый час. Потом слегка посветлело. Разорвались тучи, глянуло солнце, заблестели мокрые камни, и сверкнули искринками капли воды на кустах. Грозой закончился 13-й день нашего путешествия.

Озеро-амеба

Волны катают по дну мелкую гальку, выносят ее на берег, укладывают валами. Постепенно валы растут, становятся настоящими дамбами. За дамбой остается часть озера. Балхаш, как амеба, отпочковывает от себя крохотные, продольные, формой полумесяца озерки. Они быстро прорастают с краев тростниками, в них находит приют множество птиц. Сюда же пробираются и сазаны. Напуганные шагами человека, они бросаются в заросли, и тогда тростники трясутся, вздрагивают и сгибаются в разные стороны от ударов тел рыб. В таких озерках в нагретой солнцем воде кипит жизнь разнообразных рачков, личинок насекомых. Много здесь и мелких водорослей.

Но вот озерко теряет связь с породившим его Балхашем, вода в нем, испаряясь, становится все более и более соленой, цвет ее меняется, делается темно-фиолетовым. Раствор солей настолько густеет, что все живое погибает. Стоят такие фиолетовые озерки мертвые и заброшенные в ослепительно белой рамке высохшей по берегам соли.

Наконец озерко полностью высыхает, оставляя на своем месте толстый слой соли. Такие озерки будто солеварни, созданные самой природой. Здесь не стоит большого труда и затрат добывать соль. А пока засоленные озера сверкают белыми берегами. Вот и сейчас мы встретили остаток высохшего озера в виде полумесяца. Он издали искрился на солнце блестками кристаллов. Здесь мы остановились. Рядом располагались саксауловые заросли. Я пошел побродить по ним.

Заживо погребенные

Я возвращался к биваку за лопатой, рассеянно поглядывал по сторонам, на небо, не замечая дорогу. Небо же было особенное. После нестерпимой жары опять наступила прохладная погода. С утра по синему небу, совсем как на севере, плывут густые белые облака. Сейчас к вечеру они все ушли на запад, сгрудились там темными горами, а поверх них застыло громадное пушистое облако. Ярко-розовое, почти красное, на сером свинцовом фоне, оно было великолепно и напоминало картину Рериха «Небесный бой».

Но надо было спешить. В саксаульнике, всегда монотонном и однообразном, я набрел на небольшую колонию пустынных мокриц. Тысячи норок — тысячи семей обосновались в этом глухом уголке пустыни. Во входе каждой норки изнутри, как всегда, сидели мокрицы-родители, выставив наружу для устрашения и защиты своего жилища замок из светлых зубастых гребней. Сейчас пора быть молоденьким мокрицам, и бдительность родителей была необходима.

Жизнь пустынных мокриц, этих очень интересных и во многих отношениях загадочных животных, мне была в общих чертах знакома. В пустынях Семиречья обитало несколько близких между собой видов. Мокрицы — домоседы. Они малоподвижны — на коротеньких, хотя и многочисленных ножках, далеко не уйдешь — и поэтому расселяются слабо, испокон веков живут скоплениями на одном месте, постепенно обособляются, образуют племена, расы, виды, со своими обычаями и нормами поведения.

Сейчас я столкнулся с совсем непонятным. Среди обыкновенных норок встречались с очень узеньким входом, таким, в который ни за что не смогли бы проникнуть сами взрослые хозяева жилища. Но внутри за узенькими «дверями» сидели большие мокрицы — сторожа.

Как я себя ругал за то, что загляделся на розовое облако! Из-за этого уже час брожу с лопатой и не могу найти колонию. Будто и не было ее, а так все показалось.

Но вместо норок мокриц, будто в насмешку, на каждом шагу попадаются аккуратные норки цикад, личинок жуков-скакунов, пауков-ликоз с висящими над ними на шарнирах крышечками, норки муравьев — одним словом, кого угодно, только не тех, кто необходим.

Иногда, отчаявшись, я готов бросить всю затею. К тому же солнце склонилось к западу, нырнуло за узенькую полоску тучи, позолотило ее края, покрасило в багрянец большое и далекое скопление кучевых облаков. Перестал свистеть в ветвях саксаула ветер, застыл воздух, тихо и неуверенно затрещали незнакомые сверчки.

Но загадка с узкими входами в нору не давала мне покоя. Надо искать норки. А когда я наконец наткнулся на мокриц, то норка оказалась на большой чистой полянке. Я же видел эту полянку и рассеянно обходил ее стороной.

В колонии оживление. Кончился долгий дневной сон. Наступила пора выбираться из убежища и приниматься за поиски пищи. Но почему всюду бродит почти одна молодежь — маленькие, нежные мокрички? Они едва достигли в длину сантиметра. Старики же отсиживаются по домам, сторожат двери, будто отказались от своих главных обязанностей добытчиков пропитания. Что же покажет раскопка?