Зеркалец описывал големам, как их серебряный господин задушит гоилов в их норах, словно крыс, потому что те со своими постоянно растущими городами слишком приблизились к его дворцу. Вонючие, омерзительные каменнокожие… Его господин их никогда терпеть не мог. А что вообразил себе их король, выставляя себя хозяином этого мира?! Скоро они докажут, что он обычный смертный. Серебряных слов, высказанных с высокомерием, знакомым Неррону по манерам Шестнадцатой, оказалось достаточно, чтобы он почувствовал ярость, очень легко вспыхивающую во всех гоилах. Неррон ощущал ее багряной и жаркой. Вот они и пришли, темные времена, о которых рассказывалось в старых сказках! Он должен найти Щенка! Нефритовый гоил защитит Кмена! Он сделает его непобедимым, даже для банды бессмертных. Но зеркалец продолжал говорить.
Он рассказал о награде за поимку, до того щедрой, что об этом говорит весь мир над и под землей: король гоилов обещал ее тому, кто приведет к нему убийцу Темной Феи. Он хочет собственноручно казнить своего легендарного телохранителя, чтобы отомстить за бывшую возлюбленную. А кто это все так ловко устроил? Игрок – хитрец, Игрок – серебряных и стеклянных дел мастер, Игрок – создатель невероятных существ – о, этот зеркалец невыносимый хвастун! – и все благодаря терпению, уму и непревзойденному коварству. Король гоилов, этот наивный дурак, приговорит к смерти собственную непобедимость, не подозревая, под чью дудку пляшет.
Бастарда буквально трясло от ярости. Она выжигала ему разум и сердце. Его съежившееся тело еле выдерживало ее.
Один из големов тяжело протопал в служебку, чтобы зарядить ружье свежими патронами. Снаружи другой похохатывал с зеркальцем. Все споры были забыты. Зачем сражаться друг с другом, когда можно растоптать гоилов?
Нужно сообщить Кмену о том, что он услышал. Но этого недостаточно. Тот все равно захочет отомстить. Ни одного гоила невозможно убедить отказаться от мести, особенно их короля. Сможет ли он чем-то умилостивить Кмена?
Зеркалец за дверью все восхищался наступлением серебряных времен, и тут Неррону пришла в голову одна идея… Не слишком хорошая, но все же идея. Ее подали ему мрачное детство и воспоминание об отце. Големы отправились совершать обход, и Неррон услыхал, как зеркалец отпер решетчатые ворота и стал подниматься вверх по лестнице, чьи ступени так многообещающе шептали слово «побег». Но Бастард не скользнул вслед за ним.
Он провел костяной кистью по руке и, как только позволили сопровождающие рост боли, засунул в бездонный кисет два револьвера и нож. Пока он спотыкаясь добирался по коридору в камеру, тело его горело, будто кто-то живьем сдирал с него кожу. Он подышал на серебро, оно действительно раздвинулось, и, когда големы доставили Бесшабашного, ничто не выдавало, что Бастард куда-то уходил.
Бесшабашный был без сознания, как обычно, когда его приносили после допроса. Неррон не сводил глаз с неподвижного тела, а в голове у него звучал издевательский голос зеркального существа. Интересно, что сказал бы Щенок про его заявления о Кмене и гоилах, сделанные таким же стеклянным голосом, как у Шестнадцатой? Каменнокожие… Они уже привыкли к враждебности людей, а скоро у них появятся враги-бессмертные. Ярость зрела в Нерроне, как нарыв. О ярости гоилов ходили легенды, знакома она была и Щенку. Она пожирала весь страх и наполняла тело огнем – тем огнем, что переплавляет камни в лаву и горит в коже Кмена.
Неррон закрыл глаза, чтобы вместо серебра увидеть юного гоила, которого его отец велел казнить, когда не смог найти его старшего брата. Тот страшно кричал и уверял в своей невиновности, но это не имело никакого значения: один из самых древних гоильских законов гласил, что один брат может отвечать за вину другого. Его отец часто применял этот закон, чтобы наказывать врагов, если до них самих было не дотянуться. В жизни Неррона редко находился повод благодарить отца, но в серебряной камере ольхового эльфа он был ему благодарен. Джекоб Бесшабашный оплатит долг нефритового гоила. Он уж точно не станет кричать и рыдать, как тот юный гоил. И когда Кмен выстрелит ему в грудь и в голову, скорбь короля по Фее наверняка несколько смягчится. Достаточно ли этого, чтобы спасти нефритового гоила? Время покажет.
Бастард научит этих серебряшек, что с гоилами шутки плохи.
Теперь оставалось только поставить Бесшабашного на ноги.
24
Охотники за сокровищами
Фаббро. Говоря о мучителе Джекоба, големы понижали голос до нервного шепота. Он тоже явно был ольховым эльфом, но в отличие от Игрока показывался на глаза таким уродом, что по сравнению с ним красавцами были даже одноглазые лешие, откусывающие носы ничего не подозревающим путникам в Лотарингии. Когда Фаббро вонзал в грудь Джекоба свои двенадцать пальцев, казалось, будто он ищет в шкатулке для рукоделия нужные нитки. Нет, Джекоб был не в лучшей форме, когда наконец нашел в себе силы открыть глаза.