Нет, в этом соревновании Бастард уже победил. Гоилу так часто приходилось помогать Джекобу на крутой лестнице, что того мутило от стыда. В окно они увидели, что многие башни соединяются с главным дворцом крытыми мостами. Лестница вела к одному из них. Полностью из стекла, этот мост не предоставлял возможности укрыться, зато позволял лучше рассмотреть озеро вокруг дворца Игрока. Да, это было озеро. На этот раз им удалось издали разглядеть берег, но не было ни мостов, ни лодок, которые помогли бы туда перебраться.
По мосту они перешли в башню, где ремонтом и не пахло, и вся роскошь там не была складирована в коробки или задрапирована простынями. Никогда прежде Джекоб не видел ничего подобного. Красота ослепляла. Стены и потолки покрывал мерцающий слой творений ювелирного искусства из золота и серебра: листья, цветы, плоды и животные, воспроизведенные с тем же совершенством, что и розы, цветущие на рамах зеркал Игрока. Охотник за сокровищами в Джекобе вновь забыл, что он в бегах. В серебряных ветвях он обнаруживал мифических существ, лица, выглядывающие из-под мерцающих листьев… А потом…
Джекоб остановился столь внезапно, что гоил огляделся в растерянности. На закругленных стенах башни висело более двух десятков картин. Может, это воспоминания Игрока? Вот картина с изображением Венеции, вероятно в этом мире, а там – Нью-Йорк, тот самый, где Джекоб вырос, на некоторых – сплошь темные леса или волны, из которых на зрителя глядели русалки. Но большую часть составляли портреты. Зачастую поблекшие краски, одежда изображенных на портретах людей – все свидетельствовало о том, что это воспоминания Игрока. Два портрета были в особенно дорогих серебряных рамах, покрытых листьями, цветами и ветвями, а в ветвях пели соловьи. На одном художник изобразил Уилла в возрасте семи-восьми лет, а второй был портретом их матери. Лицо у нее было задумчивое, каким его помнил Джекоб, но еще не такое печальное, как в ее последние годы. Одежда обоих мало соответствовала как роскошным рамам, так и дворцу, со стен которого они взирали на Джекоба: на Уилле была футболка с эмблемой баскетбольной команды, на матери – черные джинсы и голубая блузка – на ней частенько оставались следы пальцев и губ маленького Джекоба.
– Бесшабашный! Корни пускаешь? – Бастард нетерпеливо махал ему рукой, призывая двигаться дальше, но ноги Джекоба просто отказывались идти.
Значит, Игрок не соврал. Его мать и ольховый эльф…
– Странная одежда. – Бастард встал с ним рядом. – Дай угадаю. Она напоминает тебе какую-нибудь бывшую любовь. Если хочешь знать мое мнение – Лиска куда привлекательнее.
– Это моя мать.
Надо же! При этом слове каменное лицо Бастарда смягчилось. Выражение его лица с прожилками малахита говорило о нежности и любви, а не о чувстве вины, которое тут же возникало при слове «мать» у Джекоба. И он впервые позавидовал гоилу. Нет, неправда. Из-за теплых отношений с его братом он Бастарду тоже завидовал.
Гоил только сейчас заметил портрет Уилла:
– Что, черт побери… Это…
– Да.
Джекобу что-то послышалось за спиной.
Когда он обернулся, в дверях, через которые они вошли, стоял голем. Несмотря на свою неуклюжесть, двигались эти существа поразительно бесшумно. Этот возвышался над беглецами почти на целую голову, очень мускулистый, как большинство из них. Детская неоформленность их лиц была обманчивой. Они были далеко не кроткими. Охранники в тюрьме, когда ссорились, лупили друг друга почем зря.
– Я Дзета, страж этой башни. Полагаю, передо мной охотник за сокровищами, которого взял в плен мой господин? И каменный человек, неожиданно угодивший в наши камеры в придачу? – Голем с большим интересом разглядывал кожу Бастарда. – Мне всегда было любопытно, как ты выглядишь. Лучше бы наш господин дал нам такую кожу, как у тебя. Она, похоже, куда более долговечна. Но дело не в тебе. – Он обернулся к Джекобу. – А вот за твой побег охранники заплатят минимум одним пальцем. Вот эти Фаббро отрубил мне за то, что я разбил одно из его зеркал. Он делал это с большим удовольствием. – Голем поднял левую руку. Там остались только большой и указательный пальцы и обрубки вместо остальных. Он улыбнулся. – Фаббро не нравится, что голему мой господин позволяет входить в эту башню, а ему – нет. Фаббро очень гордится своим злодейством, но боится магии моего господина.
Его безгубый рот выглядел щелью в глиняной коже.
– Кто знает, что мой господин с ним сделает, услышав про ваш побег, – прибавил он. – Признаться, жду не дождусь. И мне нужно-то всего лишь показать вам, как сбежать из этого дворца. Этот день щедр на неожиданные радости.
Бастард недоверчиво взглянул на Джекоба. Да, это, пожалуй, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Голем, желающий поквитаться с Фаббро. Это желание Джекоб хорошо понимал, но могут ли они доверять голему? Для Бастарда ответ на этот вопрос был, похоже, так же неочевиден.
Освободив проход к ведущей на мост двери, Дзета подошел к портрету матери Джекоба: