По серебряному следу. Дворец из стекла

Светильники и шкатулки из серебра, мраморные бюсты (Игрок питал явную страсть к скульптуре), пиджак из радужного бархата, усеянный рубинами гребень, два стеклянных кинжала… Жадность, с которой Бастард все это разглядывал, похоже, очень забавляла голема. Джекобу же, напротив, приходилось заставлять себя фокусировать внимание на богатствах Игрока. Мыслями он был далеко отсюда, в другой башне, в квартире другого мира. Уилл и мать… Даже в его собственных воспоминаниях они теперь смотрели на него как чужие.

Ищи, Джекоб. Здесь должно быть что-то, что расскажет об Игроке больше. Но в голову приходили только портрет матери и нарисованный взгляд Уилла.

Голем открыл серебряные ставни на одном из окон. Проникший в комнату свет был похож на свет заходящего солнца. Может, ольховые эльфы, подобно гоилам, испытывают отвращение к яркому свету? Он не знал о них даже этого, а вот Игрок знает его лучше, чем он сам. Черт. В нем шевельнулась давняя бессильная злость, та самая, что переполняла его, когда их оставил отец. Его отец. Не Уилла.

– А что из всего этого твой господин любит больше всего?

Дзета одарил его насмешливой улыбкой:

– Любит? Моему господину, охотник за сокровищами, известно все о вожделении, но не слишком много о любви. Он боится ее.

И все же его мать Игрок любил. Ее портрет говорил не только о вожделении. Вероятно, ольховый эльф любил и его брата. По крайней мере, это защитит Уилла от него. Может быть.

Любимой сказкой матери Джекоба была сказка о шести лебедях. Рядом с диваном из его мира стоял круглый стол из волшебного дерева. Столешницу покрывали инкрустации. Над малахитовым лесом в обсидиановое ночное небо взлетали шесть лебедей из лунного камня. В центре стола стояла шкатулка из серебра с чеканкой. Джекоб подошел и открыл ее. Она была полна хрустальных флакончиков в форме человеческого тела. Когда Джекоб дотронулся до одного из флакончиков, бесцветная жидкость за шлифованным стеклом согрела пальцы.

– Свое дело ты знаешь, охотник за сокровищами, – сказал голем.

Бастард бросил на него раздраженный взгляд:

– Что это за жидкость?

Дзета посмотрел на него так, будто сомневался, стоит ли об этом говорить.

– Это эссенция любви, – наконец ответил он. – Мой господин охотно исполняет тайные желания смертных, но расплачиваются они за это дорогой ценой.

Джекоб взял один пузырек, и они зазвенели, как колокольчики. Скажи ему, Джекоб, что больше ничего не хочешь знать. Но ему нужно было это знать. Для себя и для Лисы. Дзета верно истолковал его молчание.

– Если ребенок – плод большой любви, – продолжал он, – он весь состоит из любви. Поэтому мой господин в качестве вознаграждения и требует вашего первенца. Он не пожирает их, как деткоежки. Он превращает их в стеклянные флакончики.

Подойдя к Джекобу, голем взял у него из рук пузырек и положил его обратно в шкатулку.

– Эликсир, добытый таким образом, позволяет ему чувствовать любовь, избавляя от боли, которой та чаще всего сопровождается. «Дзета, я затерялся в пространстве вечного льда, – сказал он мне как-то, – и только любовь в состоянии обогреть мою грудь, где нет сердца». Он раз за разом находил смертных женщин, позволявших ему испытывать любовь. Но любовь смертных очень легко проходит, и, пока мой господин ищет следующую женщину, пустоту в своей бессмертной груди он согревает микстурой из этих бутылочек. После отношений с вашей матерью она нужна ему все чаще.

Джекоб не мог оторвать взгляд от шкатулки. Как рассказать о ней Лисе? Нет. Она никогда об этом не узнает. Ему хотелось разбить эти флакончики, но это было бы все равно что окончательно убить детей, чья любовь в них содержится. Что, если есть какое-то волшебство, способное их вернуть?

Голем, похоже, знал, о чем он размышляет.

– Каменный человек уже много чего прихватил, – шепнул он ему на ухо. – Ты, кажется, тоже нашел себе что-то по вкусу?

Бастард был занят тем, что рылся в ящиках комода. И все же, прежде чем вытащить из потайного кожаного кармана под пряжкой ремня перо, Джекоб повернулся к нему спиной. Перо человека-лебедя. Его нашла и подарила ему Лиса. Все, чего им ни коснешься, исчезало и вновь появлялось лишь там, куда указывали пером.

Джекоб коснулся пером шкатулки, и Дзета его не остановил. Что он скажет Игроку, когда тот обнаружит, что шкатулка исчезла? Джекоб его об этом не спросил.

– Ты тоже задолжал моему господину, охотник за сокровищами, я прав? – Дзета погладил взлетающих на столе лебедей. – Не обманывайся на его счет. Твоего ребенка он хочет не для того, чтобы согреть свою бессердечную грудь. Одно из зеркал давно уже предостерегало его от твоей дочери. Он попытается убить ее до того, как она увидит свет эт…

Голем схватил Джекоба за руку. Кто-то поднимался по лестнице неровным, но решительным шагом.

Дзета нетерпеливо замахал рукой, указывая на массивный шкаф. Он впихнул их между висевшей там одеждой из мира Джекоба: рубашками и костюмами, сшитыми на память о мире, приютившем Игрока на восемьсот лет.