– Вы, должно быть, заблудились, зеркальщик, – услышали они сквозь закрытые дверцы голос Дзеты. – Этот дворец – настоящий лабиринт. Стоит пойти не по той лестнице – и ты уже ошибся башней.
Раздавшийся в ответ голос Джекоб знал слишком хорошо.
– Дзета. Остроумен, как всегда. Однако я никогда не ценил это качество в големах. – Пройдя такое множество ступеней, мучитель Джекоба тяжело дышал. Так же тяжело он дышал и когда изображал пыточных дел мастера. Причинять боль возбуждало его. – У нас с Игроком было много неприятных споров об интеллекте создаваемых нами существ. Порой мне хочется, чтобы он довольствовался тем, что зачинает детей со смертными женщинами.
– Без вашего искусства, маэстро Фаббро, нас бы всех не было. – Подобострастие в голосе Дзеты звучало фальшиво. – В глину, серебро, стекло… даже в его зеркала вдыхаете жизнь именно вы. С небольшой помощью моего господина. Боюсь, он нечасто проявляет благодарность.
От Фаббро явно не укрылась издевка в его словах.
– Он соблазнил меня помогать ему. Он всегда строил бизнес на желаниях, которые есть у всех нас, – чем сокровеннее и темнее, тем лучше. Он обещает их исполнить, а взамен требует то, что удовлетворяет его вожделения. Обещания свои, нужно признать, он выполняет.
Неровные шаги Фаббро, кажется, приближались. Бастард из-за одежды смотрел на Джекоба с тревогой.
– Этот дворец и правда лабиринт, – услышали они его голос. – Так его спроектировали. Я помогал Игроку с общими чертежами. Но тебе-то откуда это знать? Дворец построили больше четырех тысяч лет назад, а тебя мы сделали тому лет триста.
– Да, наша жизнь, к сожалению, коротка, – спокойным голосом отозвался Дзета. – У нас никогда не будет такого богатого опыта, как у наших бессмертных создателей. Утешает меня только мысль о том, что эта ограниченность жизни дает нам порой освежающую свободу.
– Свободу? – Мучитель Джекоба даже не пытался скрывать презрение к голему. – Еще одно качество, уж никак для рабов не желательное. А ты раб, Дзета, даже если Игрок сделал тебя своим первым слугой.
– Свое место я прекрасно осознаю, мастер Фаббро. – Голос голема оставался невозмутимым. – И как первый слуга моего господина вынужден вас спросить: что вы делаете в этой башне? Вы ведь, уверен, помните, что вход сюда разрешен исключительно мне?
Безрадостный смех Фаббро пробудил недобрые воспоминания о бесконечных часах боли и унизительной беспомощности. Джекобу с трудом давалось оставаться в укрытии.
На вопрос Дзеты его мучитель не ответил.
– До твоих ушей дошло, – вместо этого спросил он, – что из тюрьмы сбежали двое заключенных?
– Так и есть. Об этом говорят даже на кухне.
– Ну и?
– И что, зеркальщик?
Джекоб почувствовал, что Бастард рядом с ним ощупью ищет нож.
Долгое время было тихо, а затем Джекобу вновь послышались шаги. Да, они приближались. Он хотел распахнуть дверцы шкафа, чтобы опередить Фаббро, но его удержал голос Дзеты:
– Я действительно вынужден просить вас уйти. – Голос голема звучал по-прежнему невозмутимо, но теперь глина стала твердой и шероховатой. – У меня есть четкие указания моего господина. Никто не переступает порог башни, только он.
– А ты?
– И я. – Глина превратилась в камень.
– И как это вечно подозрительный Игрок доверяет какому-то глинолицему слуге? – На этот раз в голосе Фаббро слышалась неприкрытая ярость.
– Он написал рецепт, по которому вы меня сделали.
– Это касается и двух сотен остальных големов в этой крепости.
– Двухсот двадцати трех.
За этим последовал звук, как если бы кто-то ударил по чему-то глиняному.
– Попридержи язык, голем. Его так же легко…
– Я больше не буду повторять, мастер Фаббро, – перебил его голем. – Немедленно покиньте эту башню!
– Или что, раб? – По голосу Фаббро было понятно, с какой радостью он утащил бы Дзету вниз, в пыточную, где забавлялся с Джекобом.
– Ну… докладывая моему господину о продвижении строительных работ, я буду вынужден проинформировать его и о том, что вы не последовали моему многократно высказанному вежливому требованию уважать приватную сферу этой башни.
За этим последовала долгая тишина.
– Настанет день, Дзета… – Фаббро не обладал чувством юмора, которым маскировал исходящую от себя опасность Игрок. – Настанет день, когда Игрок уже не будет тебя защищать. На моей памяти это было бесчисленное количество раз. Он приближает к себе какого-нибудь любимчика, пока тот верен ему как собака. Он поощряет его расти и упиваться собственной смышленостью только для того, чтобы потом еще больше насладиться, уничтожая его. Но все вы ведетесь на его прекрасные лица. Я в своем роде единственный, кто отваживается своим обликом показывать, как бесконечно уродлив наш вид!
Джекоб вновь услышал шаги, но теперь они удалялись. Наконец сквозь деревянные стенки шкафа до них донесся звонок, с которым открывалась дверь в башенную комнату Игрока.
– Запри дверь хорошенько, когда будешь уходить, раб, – сказал зеркальщик. – Я не хочу когда-нибудь узнать, что двое смертных, упущенных твоими сородичами, нашли убежище в этой башне.
Дверь прозвенела вновь, и наступила тишина.