По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России.

Очень много характерных воспоминаний вызвала Старая Русса. Местные жители утверждают, что Русса древнее Новгорода, потому что последний назван «Новым», во внимание к существовавшему «Старому», именно их городу. История соляного дела в Руссе почти однолеток с историей России; но лечебное значение города много моложе, так как оно началось с посещения его в 1828 году лейб-медиком Раухом, а развитие его до нынешнего цветущего положения — дело последних лет. В Старой Руссе, в одиннадцать часов вечера, 11 июля 1831 года, ударили в сполох и этим начался бунт военных поселян, это страшное явление в безобразном учреждении, возникшем по мысли графа Аракчеева; небольшие воспоминания об этом будут у места. Великий князь Николай Николаевич Старший родился в тот самый день, когда Император Николай I возвратился из быстро усмиренной им Старой Руссы, и в городе говорили, что новорожденного назовут князем Новгородским; этого не случилось, но великий князь крещен во имя новгородского угодника Николая Качанова. Помимо поселенческого бунта тут приходилось вспомнить о двух литературных деятелях: Посошкове и Достоевском. Посошков, живший в двадцати верстах от Руссы, когда-то противник реформ Петра I, побывавший даже в Преображенском приказе, но вышедший из него целым, а впоследствии беззаветный почитатель «строгостей» царя — это самородок удивительный; в знаменитой книге его «О скудости и богатстве» целая картина Петровской России, и Погодин прав, говоря, что Посошков — это политикоэконом, родившийся на свет за пятьдесят лет до появления политической экономии. можно было бы прибавить, что Посошков за сто двадцать лет до графа Киселева возымел мысль о создании учреждения, схожего с министерством государственных имуществ, что он мечтал об учреждении в Москве академии «великой, всех наук исполненной», и искал суда «единого» для всех. Что касается Достоевского, то он близок к Старой Руссе тем, что часто жил тут в последние годы, писал «Братьев Карамазовых»; церковно-приходская школа его имени остается живым его воспоминанием. Критическая оценка могучего таланта его еще не наступила, так как покойный находился в «боевой» линии того направления, которого держался, и всякая оценка будет более или менее субъективна, но что в нем сказалось пророческое ясновидение путем художественного творчества — это несомненно. стоит вспомнить «Бесов» и «Идиота» и то, что совершилось в нашем развитии потом, вслед за их написанием, чтобы убедиться в этом и в той горячей любви его к «милой больной», в те дни очень больной, — России, садящейся после изгнания бесов к ногам Христа.

От Старой Руссы путь лежал на Крестцы — место глухое, тихое, не лишенное, однако, высокого исторического значения, потому что недалеко отсюда поворотный пункт движения Батыевых полчищ: влево от пути та малая часть Русской земли, которая татарам не подчинилась, вправо вся остальная Русь, которая похолодела и помертвела на много, много лет.

Три места в пути — Холм, Грузино и Новая Ладога — посещались вторично, потому что при составлении маршрутов для четырех разновременных объездов нельзя было миновать этих повторений, и некоторые местности пришлось в полном смысле слова исколесить. В описываемом году, по примеру прошлых, следуя многими грунтовыми дорогами, путешественники побывали во многих захолустьях, к числу которых должно быть отнесено близкое от Тихвина — Столбово, знаменитое миром, заключенным между нами и шведами в 1617 году, при известном посредстве англичанина Мерика, выторговавшего за это разные права в пользу Англии, которых, однако, она не получила.

Сильное впечатление оставили, посещенные во второй приезд, две монастырские святыни — Тихвин и Валаам. Трудно представить себе такие бесконечно разнообразные возникновения и развития, какие пришлось испытать той и другой, оставаясь, в то же время, в глубоком единении с остальным православным миром и всем, что с ним связано.