По скелету всему свету

– Нога – это фигня! – заявил он друзьям. – Маман моя так вообще прыгает от радости. Говорит, что так ей не везло со смерти ее бабки, оставившей все свои бриллианты ее сестре. А если серьезно, то, по ее словам, она всегда сходила с ума от страха, когда я уносился на своем байке. А теперь этого не будет. С такой ногой не погоняешь. Впрочем, протез мне уже заказан. Скоро буду его примерять. Маман за него кучу бабла отгрохала. Говорят, что с таким протезом можно и танцевать, и с парашютом прыгать. Но я, конечно, не очень-то верю, что даже с самым лучшим протезом погоняешь так, как с родной конечностью. Но машину водить я смогу, и это маман тоже радует.

Роман и впрямь выглядел довольным судьбой.

– Пока я в яме сидел, о многом передумал. Вот, думаю, помру, а как маман без меня будет? Кому она еще нужна? Бате? Тот только за молоденькими телками и носится. А маман у меня одна. И я у нее тоже один. Так что гонки гонками, а себя поберечь ради нее тоже нужно. Так что я там в яме у профессора поклялся, если живой из этой переделки выйду, завязываю со всякими гонками. И вообще, я легко отделался. Как подумаю, что мог взлететь вместо Марка или бы меня отравили как Артема, прямо муторно на душе делается.

– А как Горыныч? Не докапывается до тебя?

– С ним тоже все хорошо.

– Неужели Горыныч оставил свою идею поджарить тебя по кусочкам на сковороде в своем ресторане?

– Оставил. Сказал, что готов довольствоваться одной моей конечностью. Мол, с него довольно и этого. Шутил, конечно.

– Он у тебя был?

– Нет, лично не сподобился добраться. Но прислал какого-то угрюмого мужика с черной бородой…

– Это его начальник службы охраны.

– Так тот сказал, что все претензии по поводу смерти Марка ко мне сняты. Наказан будет настоящий виновник. А я вроде как сам жертва и нуждаюсь в сочувствии.

Друзья были это слышать очень рады. И визит к Роману, которого они все очень боялись, вселил в них оптимизм.

Закончив это небольшое отступление, вернемся в кабинет следователя, который продолжал свой рассказ:

– После того как Погорельцев оказался на свободе, он вместе с дочерью зажил под именем профессора Судакова. Конечно, это требовало от него определенной осторожности. Ему приходилось постоянно маскироваться, так как истинный возраст профессора далеко перевалил за восемьдесят, а сам Погорельцев был значительно моложе. Но это были пустяки. И Погорельцев не был бы самим собой, не затей он чего-нибудь эдакого, экстремального. И он не придумал себе лучшего развлечения, как отомстить тем, кого он считал предателями и врагами.

– Мы знаем, он решил отомстить им через их детей!

– Он вам об этом говорил?

Друзья ответили утвердительно.

– Но почему он так долго ждал? – задумчиво произнесла Ульяна. – Этого он нам не сказал. Ведь он мог прикончить нас, когда мы были еще маленькими.

– Во-первых, он после отсидки стал слишком осторожничать. Во-вторых, не хотел лично марать свои руки. Хотел найти подходящих людей, которые бы сделали за него всю грязную работу. А лучше, если бы всю работу сделали вы сами.

– То есть поубивали бы друг друга?

– Таков был его первоначальный план. Так что он ждал, когда вы подрастете и станете годными для задуманной им игры. Он вообще человек терпеливый, в ожидании есть своя прелесть. Слышали выражение: месть – это такое блюдо, которое надо кушать холодным? Вот он его и остужал. Но потом один случай дал ему понять, что он уж слишком все остудил, так можно вообще потерять весь вкус от предстоящей потехи, и Погорельцев начал действовать.

– И что это был за случай?

– Смерть Сергея Степановича. А вскоре за ним и смерть Бориса Николаевича.

– Сергей Степанович – это хирург. А Борис Николаевич…

– Это мой дед! – заявил Коля.

– И мой тоже, – добавил Антон. – Правда, двоюродный. И я даже думаю, что меня в эту игру приняли по недоразумению. На моем месте должен был оказаться Коля – родной внук Бориса Николаевича. Но вместо Коли на участке у дома деда Бори копался я. Вот меня и приняли вместо Коли.

– Все это так, – кивнул следователь. – Но не это главное. Главное заключается в том, что ваш дед Борис Николаевич являлся тем самым казначеем, которого мы столько лет долго и безуспешно разыскивали всем отделом.

Антон молчал. Коля тоже как-то примолк. После того как их извлекли из подвала, Коля имел возможность вернуться к матери, но не захотел этого сделать. Предпочел отправиться в больницу, а затем в реабилитационный центр, в котором и жил до сих пор. Он сильно изменился. Стал задумчив. И все чаще уединялся и думал о чем-то своем. Вот и сейчас он почти никак не отреагировал на известие о том, что его дед был криминальным казначеем.

А вот Антон заинтересовался:

– Значит, Борис Николаевич и был тем человеком, который помог Погорельцеву бежать с зоны?