По следам фальшивых денег

Тот обрадовался:

– Будьте очень любезны посмотреть и выбирать свой номер.

Китаец предупредительно распахнул перед Таракановым дверь, ведущую в длинный коридор, по сторонам которого размещались номера. Заняв первый попавшийся, Осип Григорьевич отдал японцу два рубля и направился в город.

– А за багаж куда посылать? – крикнул хозяин гостиницы вдогонку.

– Никуда не надо, я налегке.

Японец поклонился и, сказав что-то китайцу, скрылся в своей маленькой конторе.

Шагая по улице, наполненной гамом китайских торговцев, шумно навязывающих свой товар каждому европейцу на странном русско-китайском наречии, Тараканов вспомнил про нового знакомого, судейского чиновника. «Надобно его расспросить про здешние гостиницы». До назначенного времени встречи оставалось еще около полутора часов, и Осип Григорьевич решил потолкаться по сахалянским улочкам.

Он повернул в ближайший переулок и вышел на улицу, идущую параллельно Амуру. Тут кипела чистейшая китайская жизнь, без малейших признаков Европы. В каждой хибарке помещалось какое-нибудь увеселительное или торговое заведение. Сплошь и рядом по сторонам грязной и узкой улицы пестрели разноцветные плакаты и фонари с драконами и иероглифами, кругом стоял чисто азиатский гомон. Громко предлагали свой товар уличные торговцы сластями и всякой неудобоваримой для европейского желудка снедью; зазывали в свои грязные конуры владельцы многочисленных харчевен, где на глазах посетителей в громадных котлах варилась кукуруза и готовились абсолютно непонятно из чего другие кушанья. Из игорных домов неслись раздирающие душу звуки граммофонов, ничего общего с музыкой не имеющие. Пальцы рук невольно тянулись к ушам. Сквозь открытые двери и окна притонов были видны напряженные фигуры игроков, жадно следящих за какими-то костяными дощечками с черными точками, которые бросал банкомет. Несмотря на буквально излучаемый игроками азарт, игра велась тихо и сосредоточенно. Вдруг начался ряд японских «веселых домов» с чинно расположившимися у окон «гейшами», поджидающими посетителей.

Побродив по китайскому Сахаляну, Тараканов свернул в европейский.

На главной улице около универсального японского магазина он встретил нагруженного покупками юриста и поспешил к нему:

– Вы что же, уже на пароход?

– Нет. Могу быть, как обещал, к вашим услугам, – ответил юрист. – Только я немного замаялся. Давайте зайдем вот в этот магазин, тут можно посидеть, отдохнуть, выпить ликеру, переговорить. Кстати, ликер замечательно дешевый. Японцы продают четверку кюрасо всего за пятьдесят шесть копеек!

Зашли в винный магазин, и юрист тут же попросил у японца-приказчика бутылку ликера и коробку биск-вита.

Они уселись за маленький столик, стоявший у окна. Приказчик принес ликер и бисквиты.

– Открыть прикажете? – спросил он на чистом русском языке.

– Пожалуйста, – ответил юрист и, обращаясь к Тараканову, посоветовал: – Вы бы сходили в уборную, руки помыли, прежде чем бисквиты есть, тут с грязными руками нельзя, заразы много.

Осип Григорьевич совету внял и минут пять тщательно, с мылом мыл руки. Когда он вернулся, Плетнев последовал его примеру. Наконец выпили по первой.

– Не правда ли, ликер прекрасный, настоящий японский, не то что харбинская дрянь?

Тараканов, который пивал напитки и получше, вежливо согласился.

Выпили по второй.

– Я, знаете ли, хочу с собой флакона два захватить, – сказал юрист. – Не будут же у меня, судейского чиновника, карманы на таможенной рогатке осматривать? Однако не будем терять времени. Я готов прямо опиваться этим истинным даром Бахуса. Поднимайте чару…

– Я, с вашего позволения, пропущу, – ответил Тараканов. – Мне что-то тяжеленько стало…

– От двух рюмок-то? Ну как хотите, тогда я один. За ваше…

Тараканов последней фразы не услышал. Мысли у него в голове запрыгали, а ноги отяжелели до такой степени, что он не смог подняться со стула. Стена магазина, на которую он смотрел, стала уходить вдаль, расположенные рядом предметы сделались меньше.

Он силился подняться, что-то сказать, но у него ничего не получалось. Наконец он свалился со стула и так и остался лежать на полу с отвисшей нижней губой, по которой текли слюни.

Очнулся Тараканов поздно вечером в совершенно незнакомом помещении. На столе около кровати тускло горели свечи, около него суетились какие-то люди. Ужасно болела голова, перед глазами все расплывалось. Через несколько минут зрение восстановилось, и он увидел прямо перед собой желтое лицо с черными, раскосыми глазами, широким носом и усиками щеткой. Лицо отодвинулось, и Осип Григорьевич смог разглядеть черный галстук с золотой булавкой и белую сорочку. Человек поднял руку, и Тараканов почувствовал боль от укола. Через минуту в голове и глазах стало яснее, и коллежский секретарь вспомнил всю цепь случившихся с ним событий.

– Меня что, отравили?

– Да, вы были отравлены. – Человек говорил по-русски с едва заметным акцентом. – Но теперь все будет хорошо, будете здоровы, только надо поспать.

Осип Григорьевич, как послушный ребенок, закрыл глаза и тут же уснул.