– Да все: водки разные, коньяк, винишко.
– Давайте коньяку! – махнул рукой начальник сыскного отделения.
– Ну, за успех и наслаждение жизнью! – предложила хозяйка, разлив коньяк по рюмкам и чокаясь со всеми. Выпили по первой и тут же наполнили опустошенные рюмки. Даша не отказывалась. Не отказывалась и Маша. Коньячная бутылка опустела в один миг. Открыли водку.
– А водка у тебя плоха! Сивухой разит, – выпив рюмку, сказал Колмаков.
– Да что вы напраслину возводите! – обиделась мамка. – Я водку в лучшем магазине беру.
– Знаю я этот магазин, он на китайской стороне находится. Водку там прямо на заднем дворе из табуреток делают. И девки у тебя – шмары шмарами. Не стоят они тех денег, которые ты просишь.
– Ну вот что, молодой человек, не нравится, уходите. Вас сюда никто на аркане не тянул. Только извольте заплатить за выпитое и съеденное.
– Это за китайскую-то ханжу я должен тебе платить? Ах ты курва! – Колмаков замахнулся на хозяйку. Барышни завизжали. В это время дверь в комнату распахнулась и на пороге появился высокий и красивый молодой человек. Одет он был по-домашнему – в короткую куртку и мягкие туфли, в руке держал трость с массивным набалдашником. Приметы сходились.
– Господа, угомонитесь подобру-поздорову, а не то…
– Что не то, что не то, убогий? – поднимаясь, зарычал Колмаков.
Химик подошел к нему, замахнулся тростью, но ударить не сумел – коллежский регистратор бросился ему под ноги и повалил на пол. Вдовин вскочил на диван и выхватил из-за пояса револьвер:
– Стоять всем на месте! Сыскная полиция! – закричал он и выстрелил в потолок. Комната сразу наполнилась едким дымом.
В это время по входной двери уже изо всех сил долбили чем-то тяжелым, в одном из окон звякнули стекла, и в комнату просунулась рука с револьвером.
Когда задержанных вывели на улицу, к дому подбежали двое городовых четвертого участка и дежурный околоточный Гуль. Увидев знакомых сыщиков, местные полицейские попрятали револьверы и вздохнули с явным облегчением.
– Что тут у вас происходит? – спросил, едва переводя дух, околоточный. – Что за стрельба?
– С проституцией боремся, – ответил Колмаков. – Вы не могли бы помочь найти извозчиков?
– Помочь-то я вам помогу, господин коллежский регистратор, только всех арестованных попрошу сначала доставить в наш участок. Согласно циркуляра Департамента полиции нумер сто семьдесят три…
– Знаю я про этот циркуляр, – перебил околоточного начальник сыскного отделения, – я и сам собирался их к вам вести. – «Зачем этот дурак Вдовин палить начал!» – со злостью подумал он.
Четвертый полицейский участок находился всего в нескольких кварталах от притона. Задержанных туда привезли на трех пролетках. Колмаков спрыгнул на землю и вытащил Химика, руки у которого были связаны за спиной. Надзиратели Зон и Степаненко галантно помогли сойти дамам.
– Этого ухаря досмотреть надо, понятые нужны, – сказал, ни к кому не обращаясь, начальник сыскного отделения. В это время неизвестно откуда на улице, как на заказ, появился запоздалый прохожий.
– Милостивый государь! – позвал его коллежский регистратор. – Да, да, вы! Окажите любезность полиции, исполните свой гражданский долг, побудьте понятым.
Прохожий подошел к задержанному, опустил воротник пальто, сдвинул шляпу со лба на затылок и сказал глухим голосом, в упор глядя на Химика:
– Мне нельзя понятым, я мертвый.
После чего опять надвинул шляпу на глаза, поднял воротник и быстрым шагом удалился прочь. Даже при тусклом свете керосинового фонаря было видно, как побледнел задержанный. Он, беззвучно открывая рот, замахал на прохожего руками, а потом обмяк и повис на руках у начальника сыскного отделения.
– Чокнутый какой-то, – поддерживая Химика и провожая прохожего взглядом, проговорил Колмаков.
В это время к ним уже спешил участковый пристав Таманов. Он был в белом летнем кителе, застегнутом только на две нижние пуговицы, без фуражки и в домашних туфлях.
– Что здесь происходит, господин коллежский регистратор?! – громко вопрошал Таманов. – Что это за люди?
– Доброй ноченьки, Пантелеймон Мартемьянович! Заставьте Богу за вас вечно молиться, огородите нас, беззащитных, от этих разбойников, – запричитала мамка. – Ворвались в дом, сожителя моего избили, племянниц напугали, денег требовали!
– Здравствуйте, господин губернский секретарь, – Колмаков ухмылялся. – Вот-с, извольте видеть – ликвидировал на вашем участке тайный притон разврата, выполняя указание его превосходительства господина военного губернатора. Нам же третьего дня на рапорте полицмейстер приказал приналечь в этом направлении, неужели не помните?
– Кхм. Как же не помню, прекрасно помню. Я спрашиваю, почему меня в известность не поставили?
– А вот здесь да, промашку допустил, вы уж извините. Я немедленно исправлюсь. Давайте я в рапорте укажу, что мы действовали совместными силами?
Бандерша, беспрерывно переводя глаза с начальника сыскной на пристава, внимательно слушала разговор.
– Пантелеймон Мартемьянович? – спросила она растерянно.