По следам Гиены

Пуля проскользнула сквозь него, не причинив вреда и скрылась где-то вдали.

Он медленно обернулся, продолжая держаться рукою за мостик и окидывая все происходящее долгим, уверенным взглядом бывалого человека, решительного капитана, привыкшего к любым жизненным штормам.

Денби, замерший в нескольких шагах от него, попятился и, неуверенно стащив с головы бандану, склонился в неуклюжем поклоне.

— Капитан… — сорвался с его губ восхищенный и недоверчивый шепот.

Дерек почти не услышал его. Он понимал происходящее, он сознавал его, но смотрел на все словно со стороны.

Вот он медленно поднял руку — свою собственную, из плоти и крови, и увидел, что она, как перчаткой, обтянута другой рукой — полупрозрачной, невозможной, призрачной! Он поднял голову, и призрак, окутывающий его словно покрывало, тоже поднял голову; он вздохнул — и призрак вздохнул тоже.

Взгляд его упал на ошарашенно замершего Доминика, на столь же растерянного Ричарда. На губах призрака появилась улыбка. Дерек оставался растерян.

Конте-старший сглотнул, чувствуя, что реагировать на происходящее более или менее адекватно просто не в состоянии и, не сводя взгляда с призрака, окутавшего тело его друга, словно явившегося поверх него, медленно повел головой из стороны в сторону.

— У меня чувство, что Дерек призвал зеркало… — хрипло пробормотал он, созерцая свое собственное, но полупрозрачное лицо, узнавая родные черты, понимая, признавая и безоговорочно принимая родство, — Да… теперь сомнений уже быть не может…

— Ты и вправду его копия… — Ричард ошарашенно покачал головой и, к собственному изумлению, вдруг шагнул вперед, неловко окликая призрака, — О… отец?..

Рик Барракуда, в чьей личности сомнений уже не оставалось, явившийся благодаря отваге Тедерика, использующий его тело как проводник, как связь потустороннего мира с этим, расплылся в еще более широкой улыбке.

— Дети мои… — голос его звучал глухо, доносился как будто издалека, однако, нотки, свойственные обычно Нику, в нем были узнаваемы, — О, мое счастье… Я вижу вас!..

— И мы тебя… вас, — неуверенно отозвался Доминик, и хотел, было, добавить, что-то еще… но не успел.

Сдавленный, приглушенный стон со стороны берега вдруг перебил его, заставляя взволнованно обратить взгляд туда.

Арчибальд, хватаясь за голову, упал на колени, выгнулся дугой и, подавшись вперед, с новым стоном уперся руками в землю. Все тело его дрожало и, словно бы из-за этой дрожи, вдруг начинало казаться более зыбким, более эфемерным — над ним как будто поднимался туман, принимающий странные, страшные очертания, окутывающий тело человека, пьющий его силу и его жизнь, злобный, чудовищный призрак морского дьявола.

— Оссставь… носстальгию… Барракуда!.. — зашипел он, и шипение это на сей раз было слышно уже всем.

Молле согнулся в три погибели, закрывая голову руками. Впервые, впервые за все время его знакомства с этим чудовищем, он вдруг ощутил сполна, как тот силен, как тот опасен для него самого, почувствовал это и осознал, что в этой битве может не выиграть. Что он человек, и он слаб… что сейчас сила его духа уже не помогает, и что нужно делать что-то еще, что-то большее, чтобы избавиться от чертовой тени, пока она не убила его самого!

Но что делать, он не знал.

— Мокой, — голос капитана «Гиены» звучал без ненависти, очень спокойно и строго, — Тебе давно пора обрести пристанище в Аду. Отправляйся туда, оставь моих детей!..

— Молччи!.. — чудовище, извиваясь, потянуло вперед когтистые прозрачные лапы, — Мое кольцо!.. Отдай…

— Черта с два! — Рик, такой же смелый и решительный, как при жизни, внезапным, очень резким и уверенным движением вскинул руку с кольцом, поднимая его повыше, — Видишь это, дьявол?! Тебе не подойти ко мне, я не дам тебе больше причинять мне вред!

Глаза серебряной гиены сверкали, пылали огнем, прожигали мерзкую тень насквозь, и мокой, неприятно шипя, отшатнулся, скаля чудовищную пасть. В его собственных глазах пылало дьявольское пламя, пугало, жгло, однако, когда он, силясь ускользнуть от взгляда серебряной гиены на кольце, немного повернулся, вдруг стало заметно, что глаз у тени всего лишь один.

Доминик, вспомнив рассказ Денби о том, что Барракуда напоследок выбил глаз морской твари, внезапно испытал гордость за родного отца и, чуть улыбнувшись, шагнул вперед.

— Я могу помочь? — он говорил негромко, но был уверен, что будет услышан, — Скажи, что сделать, и я…

— Нет! — Барракуда, сдвинув брови, решительно вытянул к сыну руку открытой ладонью вперед, останавливая его, — Ты — тирвас, Доминик, нет! Если он сумеет испить твоей крови, он станет неодолим, отойди!

Конте невольно попятился; Карл и Ричард, не имеющие такой проблемы со своей кровью, выступили вперед.

— Я могу пристрелить Альфу, — Еж говорил еще тише, чем друг, да и вообще чувствовал себя весьма неуверенно при общении с призраком, однако, в намерениях и действиях своих не сомневался.

Рик отрицательно покачал головой и, сжимая руку с кольцом, осторожно двинулся вперед. Покидать пространство близ мостика ему не хотелось — взаимодействовать с телом Тедерика он мог лишь находясь рядом с ним.