По следам капитана Врунгеля

Начался матч. Свист, крик, завывают дуделки. Публика разве что не пляшет на трибунах. Играют очень даже хорошо и культурно. Команды примерно равны по силам. Наши заколотили гол. После перерыва ливерпульцы ответили тем же. Трибуны бесятся. Но я вдруг заметил, что в нашем секторе болельщики ведут себя как-то странно. На прорыв наших к воротам Ливерпуля реагирует только половина сектора. На прорыв Ливерпуля к нашим воротам начинает беситься другая половина болельщиков, состоящая совсем из других людей. Что за чёрт? Половина наших болеет за противника? Где такое видано?

За пять минут до конца саутгемптонцы забили ещё один мяч и счёт не изменился до конца матча. Почти в половине секторов дикий восторг, а в нашем секторе и соседнем стало происходить что-то странное. Те, которые болели за Ливерпуль, начали раздеваться. Скинули красно-белые футболки, а под ними оказались другие – белые с надписью «Ливерпуль». В соседнем секторе происходит почти то же самое. Часть болельщиков скидывает белые футболки, и остаётся в красно-белых. Те и другие в секторах начали переругиваться друг с другом, всё более и более распаляясь, свирепея. Какой-то ливерпулец заорал своему соседу в красно-белом:

– Вы «Титаник» потопили, а арбитр вам подсуживает!

И трах того по зубам. За что тут же получил в ухо. Кто-то выше истошно заорал:

– Ливерпульцы наступают!

И началось. Мы выскочили из ряда, понеслись наверх, и забились в самый угол трибуны. Лом встал впереди нас с Фомой, и отпихивает тех, кто в пылу потасовки к нам приблизится. А на трибуне уже свалка, в которой уже не разобрать, кто с кем дерётся. Футболки рваные, грязные, запачканные кровью и не поймёшь, кто чей болельщик. Мелькают вздымающиеся и опускающиеся кулаки. Несколько полицейских вбежали на трибуну, и принялись разнимать дерущихся. Мигом получили по своим, одетым в форму организмам хорошую порцию выше пояса и шеи за помеху в драке, и убрались восвояси. В соседнем секторе происходит то же самое, а другие трибуны уже пусты.

Завыли сирены и на поле выскочили две пожарные машины. Мигом размотаны шланги, и на потерявших человеческий вид драчунов обрушился поток воды. Нас тоже задело. Драка начала затихать, и те, кто мог держаться на ногах, потянулся к выходу. Некоторых тащили на плечах. По рядам побежали санитары и врачи. Мы осторожно выбрались на улицу, и пошли в сторону набережной. Лом спросил:

– Я так и не понял, что это было. А, Хрис? С четверть часа дрались.

– Диверсия Ливерпуля. Переодевшись, проникли в сектор местных болельщиков, и устроили побоище. Остроумно. Так одурачить охрану!

– Знаешь, а меня не покидает ощущение, что всё это было заранее подстроено. И футболки маскировочные одни и те же, что у противника, и заняли точно два сектора, и распределились поровну.

– Чёрт его знает! Может, и подстроено обеими сторонами – сговор любителей массовых потасовок.

– Вот-вот, у кого кулаки сильно чешутся, непременно найдёт повод, способ, и место подраться. В Гамбурге и Праге политика, а здесь футбол. Не ожидал от спокойных и невозмутимых англичан такого бурного проявления эмоций.

– Это были не англичане. Это совсем другая нация – болельщики-фанаты.

– Я слышал как один ливерпулец орал, что местные «Титаник» потопили. Это как, Хрис?

– Никак. Просто захотелось побольнее уязвить противника. «Титаник» ушёл в свой единственный рейс отсюда, и в команде было много местных моряков. Тут намёк, что следили за судном плохо, раз оно утонуло. Что-то мне после этого зрелища стало как-то неуютно в старой доброй Англии. Давайте отчаливать. Нам нужно пока хорошая погода бурный Бискайский залив проскочить. Вон по радио несколько дней назад говорили, что при последнем шторме там погибло судно «Палома» в двадцать тысяч тонн полностью гружёное консервированной аргентинской говядиной и морожеными тушами. Команде удалось как-то уцелеть на надувных плотах, и добраться до Испании.

Пропавшие консервы

На наше счастье Бискайский залив был спокоен как спящий сытый грудной младенец. Я тоже с такой радости вздремнул в кубрике. Фома вроде бы возится с чем-то в машинном отделении, а Лом стоит на руле. Просыпаюсь от крика.

– Хрис, Хрис, – зовёт Лом, и я продираю глаза.

– Что случилось?

– По правому борту в двух милях вроде бы полузатопленное судно.

Вскакиваю и поднимаюсь в рубку. В бинокль виден большой сухогруз. Похоже, что рефрижератор. Верхняя палуба едва возвышается над водой. Взглянул на часы. Скоро полдень.

– Правь к нему.

Судно большое, но старое. Борт местами помят, ободран и в потёках ржавчины. Пробоин, разломов не видно. Наверное, они под водой.

– Лом, обойди его кругом. Нужно сфотографировать.

Обошли. Видимых повреждений нигде нет. Людей не видно. На корме название судна.

LA PALOMA

Buenos Aires

– Это же то судно, о котором говорили по радио. Раз везло мясо, то с холодильниками. Нужно зафиксировать координаты. Лом, поставь яхту носом к волне, чтобы меньше качало.