— Нет никого Двоих третьего дня по мобилизации взяли, один — брата в армию провожает. Война теперь… А завтра — день нерабочий, воскресенье.
— У вас три мастера?
Омар Садык поджал губы.
— Четыре.
— Трех нет, как вы говорите. А где четвертый?
— Болеет.
— И часто у вас пустует мастерская?. Кстати, может вы мне ее покажете?
— Нет, дорогой, — прищурившись, сказал Омар Садык и сухая ладонь его, лежавшая на столе, сжалась в кулак. — Не дело говоришь. То — нет претензий, то — покажи мастерскую! Может, еще обыск захочешь сделать! Не много ли? Удостоверения нет, формы на тебе нет! Если дано тебе право — возьми нужную бумагу у своего начальника — тогда приходи, все увидишь, все узнаешь, а теперь — не гневи аллаха!
Лицо старика преобразилось. Еще минуту назад приветливо-открытое, даже угодливое, оно стало теперь непроницаемо-жестким, враждебным. Ехидные тонкие губы сжались, глаза скрылись в узких щелках слегка припухших век, брови вытянулись в одну почти ровную белую линию и показались чужими, нарисованными белым гримом. Нет, не хотел бы Арсен Сугуров попадаться этому дряхлому на вид старцу на узкой дороге Зол и страшен он был сейчас в своем холодном спокойствии.
И еще одно смутно беспокоило Сугурова, — он даже не отдавал себе отчета что это, но чувствовал какую-то неуловимую фальшь в словах Омара, в манере говорить и держаться, во всем его поведении. Возможно, сложись все иначе и не попади он сразу же впросак, Арсен и обратил бы внимание на то, как не вяжется абсолютно правильная, иногда даже изысканная русская речь Омара Садыка с наигранным стремлением упростить ее, уподобить речи не очень-то грамотного кавказца, который никогда не заговорит, как русский, потому что привык к горскому словоупотреблению — с повторами, навеянными фольклорной языковой стихией, с ритмически организованным, плавным, даже напевным строем. Омар Садык говорил именно так, но не совсем так.
И Арсен, на протяжении всего разговора чувствовавший себя не в своей тарелке, не заметил, не понял этого.
Так он и ушел, не разобравшись, почему старик показался ему фальшивым, играющим не свойственную ему роль.
До ухода Сугуров еще спросил:
— Вам не знаком бывший ювелир Самуил Исаакович Чернобыльский?
— Как сказал? Прости, не расслышал!..
— Самуил Исаакович Чернобыльский.
Садык снова согнал с лица жесткое выражение, провел по бороде рукой.
— Когда-то имя его знали многие, сын мой. Известный был золотых дел мастер. Кавказские промыслы хорошо понимал. Много лет ничего о нем не слыхал. Да и раньше встречаться не приходилось. Люди рассказывали. Жив ли?
— Жив, — сказал Арсен. — Недавно здесь, в Дагестане был. На отдых ездил, если правду говорит…
— А почему нет? Зачем старому человеку неправда? Однако, заговорились мы с тобой… — Омар Садык встал, всем своим видом показывая, что гостю пора уходить. — Прости, Махмуд, что не встретил тебя, как подобает горцу, но… хозяйка моя захворала, грудная болезнь у нее…
— Возможно, мы не в последний раз с вами видимся, — многозначительно сказал Арсен, скрывая досаду, вполне понятную в его положении, и вдруг, уже поворачиваясь к дверям, чтобы уйти, уловил мимолетное прислушивающееся выражение бесцветных глаз Садыка и гримасу нетерпения, которая, однако, тотчас же исчезла, как только старик заметил, что на него смотрят.
— Старуху мою не слыхать. Как бы не случилось чего с ней… — точно объясняя свое поведение, сказал он.
Выходя, Сугуров оглянулся на дом. Все занавески на окнах были задернуты.
Кляня себя последними словами за необдуманный и как следует не подготовленный визит к Омару Садыку, Арсен повернул за угол и, остановившись, прислушался. Из переулка до него донесся жесткий звук задвигаемого засова. Значит, этот старый хитрец стоял и следил — ушел он или нет. Зачем ему это нужно? И почему он навострил уши, когда Арсен собрался уходить? Какой-то странный звук, будто что-то упало, вроде бы донесся из глубины дома. Тогда Сугуров не обратил на него внимания. Может, у старика был кто-нибудь посторонний?
Арсен вернулся и выглянул из-за угла. Переулок был пуст. Калитку усадьбы Садыка отсюда хорошо видно. Может быть, подождать?
Он достал «Беломор», но папиросу вынуть из пачки не успел: калитка отворилась, и из нее сначала высунулась голова, — обладатель ее оглядел улицу, — затем показался весь — в войлочной шляпе, в черкеске с белыми костяными наконечниками газырей и в хромовых сапогах.
Послышался уже знакомый Арсену звук задвигаемого засова, и гость Омара Садыка, которого он почему-то счел нужным прятать, быстро зашагал по направлению к тому углу, где стоял Сугуров.
— Значит, у тебя все же был кто-то, старый волк… — прошептал Арсен и спрятался за дерево. Он уже знал, что не выпустит сегодня из виду человека в горской одежде. В одном ему не повезло, так, может, повезет в другом?..
Весь остаток дня лейтенант милиции Арсен Сугуров «висел на хвосте» у Зубера Нахова…
13. Вырванная страница