По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Самуил Чернобыльский дает «консультацию». Омар Садык. Заметка в «Терских ведомостях». Кто рылся в папках с делами? Суета сует и томление духа. Пропажа. Вырванная страница. На сцене появляется Алексей Буеверов.

Первые сутки после отъезда Арсена Сугурова в Дагестан, пока Вадим Акимович носился по городским школам в поисках учебника с вырванной страницей, Шукаев занимался канцелярией — это было необходимо при его профессии, хотя со студенческих лет он не мог терпеть бюрократических бумажек. Он еще раз просмотрел некоторые протоколы допросов, особенно те, которые касались странной кражи мельхиорового кольца с александритом (название камня ему все же удалось установить в инвентарных документах скупочного отдела «Ювелирторга»); решил, что тратить время на повторные допросы заведующего и продавщицы нет смысла — дотошный Бондаренко сделал все на совесть. Затем Жунид разослал шифровки в управления НКВД и органы милиции о розыске Рахмана Бекбоева, по неизвестным причинам уехавшего из Черкесска. На Одноухого Тау, правда, не падали подозрения о его участии хотя бы в одном из преступлений последних месяцев, но Шукаев считал нужным на всякий случай проверить и такую возможность.

Что же касается бывшего ювелира Чернобыльского и завхоза театра Умара Паритова, то их обоих они допросили вместе с Арсеном накануне его отъезда.

Покончив с бумагами, Жунид заперся в их новой резиденции, позади кабинета Гоголева и, усевшись на диване, Взвалил себе на колени старую, пожелтевшую подшивку «Терских ведомостей» за 1914 год и стал просматривать последние страницы каждой газеты, где обычно печатались скандальная хроника, информации о происшествиях и уголовных делах, слушаемых во Владикавказских судах.

Чтение это, вроде бы, совсем не соответствовало моменту, но у Шукаева были свои причины интересоваться столь далеким от его нынешних забот прошлым.

К Чернобыльскому они ездили вдвоем с Сугуровым. При дневном свете — было около четырех часов — домик бывшего ювелира уже не казался таким темным и мрачным, как тогда ночью. Разросшийся сад укрывал его с улицы почти целиком, виднелась только часть окна и рыжая с зеленцой черепичная крыша. Во дворе все благоухало — старик, видно, имел слабость к цветам, которые росли вдоль аккуратно заасфальтированной дорожки и на большой круглой клумбе, перед застекленной верандой. Розы, всех цветов и оттенков, ночные фиалки, закрывшие свои оранжевато-желтые лепестки, лилии еще в бутонах и уже начинающие распускаться, ирисы — темно-фиолетовые и бледновато-голубые. В задней части двора стояла огромная собачья будка, накрытая куском поржавевшего железа, а возле нее на тоненькой цепочке, натягивая ее, заливисто тявкала беспородная собачонка со злой узенькой мордой и короткими лапами.

— Он не укусит, — с типичным еврейским акцентом («вкусит») сказал хозяин, жестом приглашая гостей в дом.

В комнаты он их не повел, а усадил на веранде, у открытого во двор окна, заплетенного снаружи вьющимся виноградом.

— И что ви хотите? (его «ви», вместо «вы» сразу напомнило Жуниду характерный одесский выговор, знакомый больше по фильмам, да по сочинениям Бабеля, потому что в Одессе ему приходилось бывать только проездом).

— Мы из милиции, — сказал Жунид. — И знаем, что месяц с небольшим тому назад у вас уже были наши товарищи. Просто мы кое-что хотели бы уточнить. Это касается ограбления ювелирного ларька под майские праздники.

— Но я не могу знать про ту ярмарку, — развел руками Чернобыльский и одновременно подкатил глаза вверх, как бы призывая небо в свидетели. — И вообще… Я пенсионер (он сказал: «пенсионэр»), что мне надо? Маленький кусочек корейки, яичко и стакан кофею. Если просят исделать оценку, я согласен — почему не уважить? И себе какую-никакую красненькую на цветочные семена заработаю. Цветы развожу — страсть, знаете, — семена других сортов с рук покупаю. Дорого. И все. Иных дел по своей профессии не имею.

— И все же, позвольте несколько вопросов. Собственно, нам нужна ваша консультация.

— Исделайте одолжение.

Жунид глазами показал Сугурову, достававшему из планшета бумагу, что писать ничего не надо, и спросил тоном человека, понимавшего, насколько формальна его миссия, от которой он ничего не ждет. Так, для порядка.

— Какое у вас образование?

— А никакое, — самодовольно усмехнулся старик, потерев лысую голову. — Полгода учился в молодости в Строгановском московском училище прикладного искусства..

— А до этого?

— Ну, как сказать. Хедер[53], знаете… Однако, рёбе[54] наш человек был с багажом. Древнееврейский там, талмуд — как водится, но и в естественных науках понимал. Потом уж — реальное.

— После училища?