— То-то. И того, что я сказал тебе, не вздумай повторять даже во сне.
— Что ты, господин, что ты…
— Прежде чем ты уйдешь, — снова огладив бороду, сказал Омар уже благодушнее, — ответь мне еще на один вопрос.
— Все, что хочешь, хозяин…
— Заткнись и отвечай, когда спросят. Где платок Хахана?
— У меня… — Зубер полез за пазуху.
— Давай сюда, — снова нахмурился шейх. — Глупцами земля полна. Какой шайтан надоумил ваши пустые головы разбрасывать их повсюду?
— Хапито велел…
— Я еще оборву Хапито его длинные уши, — сказал старик, пряча платок с монограммой, который отдал ему Нахов. — А теперь — можешь выпить такое вино, какое тебе, дураку, и во сне не снилось…
Нахов потянулся к кубку, который до этого не решался взять, но так и не успел к нему прикоснуться. Со стороны двора донесся стук в калитку.
— Ступай туда! — Омар повелительным жестом показал Зуберу на дверь в соседнюю комнату. — Там найдешь новую одежду — выбери себе впору: после того шума, что вы натворили в Черкесске, тебе нельзя там появляться в прежнем обличье. Да сиди тихо, пока не скажу. Ступай. Деньги получишь у меня, после…
Мягкие сафьяновые чувяки скрадывали шаги — Омар Садык подошел к калитке бесшумно и, слегка отодвинув металлический кружок, прикрывающий отверстие в ней, глянул на улицу Несколько секунд изучал лицо стоявшего там человека. Видимо, остался недоволен, потому что ватные брови его снова сдвинулись к переносице и, не сойдясь, застыли, придав его аскетическому лицу выражение досады и озабоченности. Он неторопливо открыл калитку и громко (так, чтобы было слышно в доме) сказал медоточивым голосом.
— Салам алейкум, дорогой гость! Зачем пожаловал? Разве Омар Садык неисправно платит налоги? Разве в чем провинился?
— Почему вы обязательно должны были провиниться? — удивленно отозвался Сугуров. Он был в штатской одежде — на его плотной фигуре хорошо сидел слегка поношенный костюм, под ним — белая рубашка-«апаш», воротник поверх пиджака по моде тех лет и серые парусиновые туфли.
— А зачем же ко мне присылают товарища из милиции? — так же громко спросил старик и улыбнулся простоватой улыбкой. — Входи, дорогой, мой дом — твой дом.
Арсен даже несколько растерялся Ничего себе — замаскировался! Дряхлый старикан и тот узнает в нем милиционера!
— Почему вы решили, что я из милиции? — Арсен покраснел, почувствовав, что снова совершил промах: или надо было сразу сознаться, или изобразить благородное негодование и начисто отрицать, что он имеет отношение к органам А он вместо этого задает глупый вопрос, сама неопределенная форма которого уже содержит готовый ответ.
Омар Садык пропустил Арсена вперед и тихо засмеялся скрипучим елейным смешком.
— Шея, дорогой. Шея загорела у тебя. Сразу видно, что носил мундир с прямым воротником. Имеющий глаза — да видит.
Сугурова Омар не стал принимать в кунацкой. Из прихожей была еще одна дверь, ведущая в скромно обставленную комнату, посередине которой стоял сосновый квадратный стол, накрытый клеенкой, четыре венских стула, в углу — оббитый кожей старый диван и два таких же кресла. Шкафчик-горка с простой фаянсовой посудой.
— Садись, сын мой, — пододвигая Арсену стул, сказал хозяин. — Скажи твое имя. Знаешь, как говорят арабы: «Спеши обрадовать добрым словом встречного, — может больше не придется встретиться». А доброе слово как скажешь без имени?
— Махмуд мое имя, — солгал Сугуров. Я действительно из милиции — вы верно угадали. Я постараюсь не отнимать у вас много времени…
— Ничего, сын мой. Говори, я слушаю.
— К вам у нас нет никаких претензий, — торопливо продолжал Арсен, постепенно овладевая собой. — Мой приход вызван необходимостью задать вам несколько вопросов…
Старик хитровато прищурился и сказал уже без улыбки, но по-прежнему сладким тоном:
— Прости, Махмуд, меня старика, но… если разговор по делу, то и вести его надо по делу. Может, есть у тебя какая книжечка, в которой написано, откуда ты и кто ты таков?
— Разумеется, есть, — сказал Арсен и привычным движением полез в карман пиджака, но вовремя остановился. Ну, и хитрая бестия этот белобородый! В удостоверении-то черным по белому написано, что оно выдано никакому не Махмуду, а Арсену Сугурову!
Омар, от которого не ускользнуло замешательство гостя, лицемерно опустил глаза и сказал примирительно:
— Забыл книжку? Ладно уж — старый Омар привык верить людям. Аллах велел верить. Говори, чего надо тебе?
Сугуров готов был провалиться сквозь землю. С ним обошлись, как с мальчишкой: сначала надрали уши, а потом погладили по головке. С трудом сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей, он задал-таки свой первый вопрос, отлично понимая, что инициатива принадлежит не ему:
— Вам знакомо имя — Умар Паритов?
— Нет, Махмуд. Не знаю такого.
— Вспомните хорошенько. Он был у вас примерно две недели назад. По его словам, — привозил несколько колец на реставрацию. В одном — камень выпадал, в другом — уменьшить кольцо надо было… еще что-то.
Омар развел руками.
— Много ко мне народу ходит. Может, и был такой Паритин…
— Паритов.
— Пусть так. Не помню.
— Я хотел бы поговорить с вашими мастерами.