Тут пробился к ним сквозь толпу молодой Неудача. Верхом на коне, в доспехе, обвешанный оружием и походными сумками. Хотен кивнул ему в знак приветствия и подумал, что сейчас тот редкий случай, когда юнец имеет возможность посмотреть на него сверху вниз. Неудача облегчённо вздохнул, узнав Хотена, и тут же напустился на Хмыря:
– Давай, дядя, выстраивай, наконец, десяток! Князь появится с минуты на минуту…
– Зачем тут князь? – насторожился Хотен, решивший было, что это Святослав Всеволодович пожелал дать им с Севкою-князьком последние напутствия. Тут же понял, кого юнец имеет в виду, и расплылся в ухмылке. Попросил Сновида, чтобы подержал ему стремя, взобрался на коня, смирного и выносливого Черныша, и решил, что больше не сойдёт с него, пока маленькое войско не отправится в поход.
Десяток давно был выстроен, и дружинники, соскучившись стоять бездельно, одни лениво переругивались, другие рылись в своих переметных сумах, когда появился, наконец, Севка-князёк. Хотен не удивился, что был тот хмелен, но не понравилось ему, как снарядился в поход сей невольный его спутник. Одет он был в потёртое, но без дыр боярское платье, однако не видно было в переметных сумах на поводном коне никакого оружия, а вместо копья, сулиц, налучья и колчана приторочены там были весело расписанные гусли. Провожала князя пешая молодка, одетая по-городскому. Сейчас они взасос целовались, и Хотен, посмеиваясь в усы, гадал, что станется, когда прощающиеся разомкнут объятия: свалится ли Севка-князёк ничком с коня, или его успеет пинком вернуть в седло молодка, или утреннему гостю Хотена, рыжему отроку великого князя Рюрика, маячившему позади парочки с неописуемым выражением лица, удастся вовремя удержать князя, взявши за шиворот.
А сталось не первое и не второе, и даже не третье: с последним громким поцелуем князь отпустил смазливую молодку, обеими руками уцепился за переднюю луку седла, выпрямился в седле и даже лихо подбоченился. Хотен понял, что князь-скоморох не так пьян, как придуривается, тронул коня коленями и, объехав застывшего столпом с раскрытым ртом Неудачу, подъехал к спутнику.
– Здравствуй, княже Всеволод Ростиславич!
– Здорово, Хотен! Только я теперь не то, что ты сказал, а боярин Словиша Боянович. А вот ты – всё то же, чем был: такой же толстошеий. А приглядеться, так ты теперь совсем без шеи… Знаешь ли, на кого ты теперь похож, боярин?
– Ну? – набычился Хотен.
– Велес всемогущий! А ведь забыл я, на кого…
– Послушай меня, почтенный муж, – обратился Хотен через голову собеседника к несколько пришедшему в себя рыжему отроку. – Передай великому князю, что я, Хотен Незамайкович, ручаюсь: поручение выполним. А князь… боярин Словиша шутит, он пошутить большой любитель.
– Спасибо тебе, боярин, – поклонился отрок и был таков.
– А ты давай домой, Настка, – приказал Севка-князёк. – И не вздумай из двора моего притон устраивать. Вернусь, прознаю что зазорное про тебя – вот увидишь, в следующую поездку запру твое гузно на железный замок.
Ничуть не устрашённая, молодка захихикала. Хотен не стал дослушивать княжеские тары-бары с рабынею, выехал наперёд отряда, под посольский значок, древко которого тут же отставил щегольски в его сторону молодой стяговник. Хотен и себе подбоченился, выпрямился в седле, потом, крякнув (ну и язычок у князька!), попытался вытянуть вверх шею. Проорал:
– Посольство от великих князей! Отворяй!
И тяжёлые, окованные ржавым железом створки Лядских ворот, закрытые по случаю военной годины, распахнулись.
Хотя хмель был у Севки-князька некрепким, зато держался долго. Они переправились уже через Днепр и вытянулись в цепочку по двое на лесной дороге, когда Хотен услыхал позади хлюпающие звуки: кто-то съехал на обочину и торопил коня, увязающего копытами в мокром после утреннего дождя песке. Оглянулся: это оказался Севка-князёк. Он заставил своего чалого конька выехать вровень с Хотеновым вороным, а тот, вынужденный рысить правыми ногами по битому шляху, а левыми по песку, возмущённо повернул к чалому оскаленную голову.
– Какой сердитый! А я чего? – бросил Севка-князёк непринужденно. – Я потешить хотел тебя, боярин, повеселить…
– Разве можно, рысью едучи, играть на гуслях? – удивился Хотен.
– На каких ещё гуслях? Я тебе хотел скоморошину новую рассказать. Нынче утром только перенял. Да и про тебя как раз. Суди сам: «Был старый муж, брадою сед, а телом млад, костью храбр, умом свершен…» Ну, едва ли про тебя, слишком уж хорош выходит старик… Дальше там тоже было складно так, утешно, да я не запомнил точно, скажу своими словами…
– А надо ли, княже? Дело у нас не шибко веселое…
– Для дела надо ещё до Чернигова доскакать. Да ты послушай, это про старого мужа и прекрасную девицу…
В общем, богатый старик к девице посватался, а она ему и говорит: