По следам преступления

Таким образом, было установлено, что двадцатилетняя девушка стала жертвой ошибки или неточного выстрела преступника. Данное предположение подкрепляла записка, которую спустя пять дней, 8 мая, нашел домашний учитель детей Лайоша Кишша в саду.

Следовательно, убийца возвратился на место преступления и оловянным карандашом на кусочке мятой бумаги косыми строчками написал:

„Подожди, собака Лайош Кишш!” — таково было обращение, а из записки читатель мог узнать, что уездный начальник вновь избежал смерти, а „невинная молодая женщина” стала жертвой по ошибке.

„Не бойся, собака Лайош Кишш, в следующий раз я не промахнусь!” — так заканчивалась записка.

У убийцы, вероятно, были серьезные причины вновь проникнуть в охраняемый сад усадьбы и оставить угрожающее письмо.

За прошедшие после убийства дни произошло многое. Прежде всего слух об убийстве распространился в Тольнских и Шомодьских деревнях, а там очень хорошо знали уездного начальника Лайоша Кишша. Не забыли его темных финансовых махинаций, злоупотреблений и предательства идей венгерского национального освобождения: во время вооруженной борьбы он перешел на службу к австрийцам.

„К убийству определенно приложил руку Лайош Кишш!” — повсюду звучал приговор общественного мнения. Это мнение дошло и до нижестоящих административных органов и судов.

Молодой юрист Янош Хертте был заседателем дунафельдварского районного суда. Задача заседателя, по современным понятиям, складывалась из деятельности судебного трактователя и следователя. Хертте, следует сказать к чести его, старался добросовестно выполнять свою задачу. Он не был бесчувственным к тем трагедиям, которые жизнь преподносила изо дня в день.

С полным правом мы можем предположить, что он страстно искал правду и делал все, чтобы узнать ее с помощью более или менее эффективных орудий и средств того времени.

В лице Якаба Кути, дунафельдварского заместителя прокурора, он нашел хорошего помощника, который, подобно ему, был полон решимости докопаться до тайны преступления в Немеди.

„Божьи жернова медленно мелют” — гласит старая поговорка, и это было особенно справедливо в этом случае, когда возникла опасность того, что между жерновами окажется значительное лицо.

Прошло приблизительно два месяца, пока удалось добиться возобновления расследования. Для дачи свидетельских показаний привели тех лиц, которые знали о подозрительных событиях до и после трагического вечера 3 мая.

Труп убитой девушки был эксгумирован 5 июля 1851 года. Это явилось исходной точкой, ибо при первом расследовании — только из чувства стыда — добропорядочный Аренштейн осматривал труп девушки в платье, а вскрытие вообще не было произведено.

Эксгумацию и вскрытие произвели главный врач комитата Тольна Йожеф Трайбер и его коллеги.

С похвальной точностью в трупе вскрыли канал пули, вошедшей с правой стороны груди и вышедшей под лопаткой. С полной определенностью установили причину смерти: в трупе, а также в одежде обнаружили вызвавших смерть так называемых „мальчиков” („фицко”) — нарезанные кусочки олова продолговатой формы.

Проведением эксгумации и вскрытия медицинские эксперты завершили свою работу, но перед другими экспертами стоял еще целый ряд задач.

Заседатель Хертте, обладавший хорошей криминалистической интуицией, понял значение выяснения специальных вопросов, связанных с огнестрельным оружием — оружием совершения преступления. Поскольку убийство девушки было вызвано выстрелом, то вполне логично, что он стал искать оружие, из которого был сделан выстрел.

Исследование началось с учета ружей и пистолетов. Предположение, из которого исходил Хертте, было очень логичным: кем бы ни был преступник, он принадлежал к числу лиц, проживавших в доме. В доме оружие было только у Лайоша Кишша; таким образом, орудие убийства необходимо искать среди многочисленного оружия Лайоша Кишша. Предположение оказалось верным, но только опоздало на два месяца. Свидетели показали, что в вечер совершения преступления из правого ствола двуствольного охотничьего ружья Лайоша Кишша стреляли. На следующее утро, хотя в усадьбе из-за траура и не готовились к охоте, Лайош Кишш приказал своему слуге выстрелить и из второго ствола, а затем прочистить ружье. Возможно, тем самым уничтожили следы преступления на орудии убийства или же это было случайное совпадение.

Внимание Хертте было обращено на обнаруженные в господской усадьбе оловянные пули и дробь. Он произвел обыск в доме, стараясь найти пули, похожие на обнаруженные в трупе куски олова. Но не нашел.

Через свидетелей он попытался выяснить, пользовался ли Лайош Кишш подобными пулями.

Хертте допросил дворецкого Кишша, которого сразу же после убийства арестовали, — ибо кто же может совершить преступление в господской усадьбе, как не дворецкий?

— Были ли подобные „фицко” у твоего хозяина?

— Не знаю, я не видел.

— Где хозяин держал „фицко” и дробь?

— В закрытом ящике письменного стола.

— Не хочешь ли ты, лживый негодяй, сказать, что хозяин от тебя, своего доверенного человека, запирал дробь?

— Я не знаю, ваше превосходительство.