По следам прошлого

Его любознательность всегда меня удивляла, а сейчас даже возмутила.

— Что с тобой, смертный? — Я округлила глаза, обняв его за плечи. Склонила голову набок. — На тебе сидит голая девушка, а ты интересуешься призраками?

— Асфи, прости. — Он мигом изменился в лице: острые черты приобрели мягкость. Хриплый голос прозвучал едва слышно: — Я не хотел…

Я с широкой улыбкой поцеловала его, крепко прижимаясь к нему. Ненадолго. Почти сразу отстранилась и продолжила делиться тайной:

— Днем им хватает солнца, чтобы согреться, и живые мало их интересуют.

Кейел успел потянуться следом за моими губами, но замер и снова нахмурился:

— Кто? Кого?

— Призраки, — прошептала, накрывая влажные от поцелуя губы указательным пальцем. — Тс-с.

И многозначительно покосилась на лунных охотников.

— Мы ведь говорили о призраках.

— Ты, — выдохнул он, сжимая руки на моей пояснице. Я чувствовала, как в нем зреет возбуждение, и моя игра с ним лишь усилила его. — Асфи, тебе весело забавляться надо мной?

Я попыталась опрокинуть Кейела на спину, но он успел упереться рукой в землю. Второй — рывком подтянул меня выше на своем животе. В зелено-карих глазах вспыхнули искры азарта. Разве были они у него в этой жизни? На меня он так смотрел впервые.

— И что дальше, девушка, знающая все на свете?

В груди разгоралось пламя, и питалось оно отнюдь не ненавистью и злостью. Я облизала губы; в голосе против воли появились кокетливые нотки:

— А ночью им холодно под лунным светом, и они ищут тепло. Скитаются за живыми повсюду, но тронуть их не могут. Согреться тоже. — Провела рукой по запекшейся крови на груди — Айссии не оставили и следа от шрама. — Поэтому они прячутся от лунного света в тенях листвы и гор. Пытаются забраться в норы диких зверей. Но звери давно научились делать лазы узкими, а норы глубокими. — Склонилась к Кейелу за глотком его дыхания. Он, несмотря на страшную тайну и жутких наблюдателей, лишь сильнее возбуждался. — Ночью звери заползают на самое дно, жмутся к земляным стенам и рычат на призраков. Они не видят их, но чуют отлично. Знаешь, кто страдает сильнее всего?

Кейел вопросительно промычал мне в губы и поддел кончиком носа мой нос.

— Собаки, — тихо сказала, прогибаясь в пояснице и прижимаясь грудью к Кейелу. — Призраки забираются в их будки или под навесы, где заботливые хозяева кидают псам солому. И собаки мнутся на привязи или, если гуляют по двору свободно, бегут к порогу дома. Жмутся к двери и скулят. Чуют смерть рядом. И ведь понимают прекрасно, что привело ее к ним, чьего холода она боится.

Кейел изучал мою грудь хмельным взглядом и ладонью. Приятно… Однако стоило мне замолчать, как он снова превратился во внимательного слушателя. Заручившись его интересом, я договорила:

— Собаки запрокидывают голову и воют на луну так тоскливо, что хозяева ругают их и хватаются за сердце. — Я взяла руку Кейела и положила обратно на сердце, откуда он ее недавно убрал…чуть выше. И одобрила: — Да, тут. И прижимают крепче. Им ведь из-за воя страшно. А псы всего лишь молят о спасении.

Кейел многозначительно хмыкнул, шумно выдохнул и прижал меня к себе. Я вытянула шею, подставляя ее горячим губам. Поцелуи Кейела смелели с каждой секундой. Кажется, ему было плевать на мой рассказ, плевать на черные души — на все вокруг.

— Тебе не страшно? — спросила, закрывая глаза. Кейел погладил мою спину и дотянулся губами до моего подбородка.

— Нет, — прерываясь, ответил он. — Пусть смотрят.

Мы вздрогнули одновременно, когда затухающие Айссии взмыли бирюзовой вспышкой в небо. Разрослись над нами огромным пузырем, заставляя прищуриться от яркого света, и лопнули. Множеством светлячков разлетелись в разные стороны и завертелись в танце, отгоняя смерть. Я спрятала глаза от света, уткнувшись в плечо Кейела, и рассмеялась.

— Что с ними? — спросил он, пытаясь спрятать лицо в моих волосах.

— Их питает жизнь! И…

Кейел резко обхватил мою голову, заставил поднять ее и возобновил поцелуй.

…любовь.

Не заметила, когда он окончательно осмелел. Не заметила, как с поцелуями избавился от страха. Как сам подался ко мне, обнимая за талию, приподнимая и подталкивая к возобновлению близости. Жар охватил, желание напитало силой. И вскоре я упивалась шумными вздохами Кейела. Губы к губам, вдох в размен на выдох, тихие стоны — моя сладкая награда. Сколько длился праздник тел и сокровенное касание наших согретых взаимностью душ? Десятки минут или часы… Важно ли? Мы жили вне времени. Оно нам было нипочем.

Глубокой ночью я лежала рядом с Кейелом: голова на его груди, нога на его ногах. Мы смотрели на небо — единственный кусок пространства над нами, который не заняли черные души. Айссии пылали так же ярко, но по моей просьбе легко спустились ниже к земле — так они не затмевали звезды. Кейел рассказывал мне о них. Хриплый голос звучал тихо, устало. Бывало, когда шелест черных душ нарастал в какой-то стороне, Кейел ругался. Приподнимался на локтях, нащупывал поблизости камешки и швырял в черноту. Черноту такая агрессия не пугала, но шелест почему-то стихал.