— Я буду отгонять от тебя кровососов хоть до самого рассвета, — прошептал он, и я стиснула зубы, сдавила волосы на его затылке. Идиотка! — Пока Стрекоза не вернулась, мы можем уединяться, потом будет сложнее. Ты говорила у костра, что в Своде Скверны нельзя будет разделяться.
Я облизала пересохшие губы, подавила взметнувшуюся внутри горечь и заставила сердце успокоиться. Постаралась вернуться в привычное впитывание настоящего, отказываясь от мгновенно оживших мечтаний о будущем. Эти фантазии нужно хоронить сразу же, чтобы не успевали укрепиться. Они — моя слабость.
— Конечно же, я останусь с тобой, — приблизив свои глаза к его глазам, произнесла я.
Кейел не улыбался. Смотрел с задумчивостью и сжимал губы, будто хотел о чем-то спросить, но не смел.
— Я хочу сделать что-нибудь для тебя, — признался. Я приподняла бровь, подталкивая говорить дальше. Он взял меня за руку, поднес ее к губам и принялся целовать. Прерываясь от поцелуев, покупающих меня с потрохами, продолжил: — Мне очень хочется, сделать для тебя хоть что-то. Что-нибудь приятное, что-нибудь… Не знаю, Асфи. Что мне сделать для тебя?
Я выдавливала из себя улыбку, хоть и захотелось ругаться на Повелителей. Хотелось одновременно остановить безумие, собственное мучение, но… Это пытка. Никогда не пробовала наркотиков, но, наверное, идиотская тяга к саморазрушению прямо сейчас была именно зависимостью.
— Покружи меня, — попросила я.
— Покружить? — удивился Кейел.
Я кивнула. Он прижал мою ладонь крепче к своей щеке и нахмурился.
— Асфи, я в самом деле хочу сделать для тебя хоть что-нибудь. Ты не представляешь…
Он осекся, а я вцепилась в него и заставила посмотреть на меня.
— Что не представляю?
Кейел подтянул меня к себе ближе, надавил на затылок, лишая возможности видеть его лицо. Полушепотом произнес на ухо:
— Ты не представляешь, как многое ты мне даешь. Я будто только теперь начал понимать, какой может быть жизнь. Асфи, я не знаю, как тебя благодарить, но очень хочу. Мне это нужно. Нужно сделать тебя счастливой в ответ.
— Я ведь ничего не прошу. Ни в чем не нуждаюсь.
— И я чувствую себя подлецом. Я… и есть подлец. Дай мне возможность хотя бы с тобой быть немного лучше.
Противная дрожь прошлась по мне волной. Теперь он стыдит себя за то, что со мной изменил Лери? Все-таки он был прав: я чудовище.
— Покружи меня, Кейел. — Я заставила себя улыбнуться и дунула ему на висок. — Я и вправду хочу, чтобы ты меня покружил. И еще. Больше никогда не заводи эту тему. Мне с тобой очень хорошо, и этого достаточно.
Он опять нахмурился и явно хотел спросить что-то еще, но не решился. Легко подхватил меня на руки, в два широких шага отошел от камней и, крепко прижав к себе, закружил.
После обеда я помыла посуду и возвращалась от реки к лагерю. Елрех ушла собирать цветы, распускающиеся лишь в определенный момент времени ровно на час. Кейел отправился проводить ее и забрать какие-то припрятанные ею неподалеку корнеплоды. Ромиар, устав от борьбы с тошнотой, улегся на лежанку и мигом заснул. Дарок отсиделся недолго в тени и принялся за единственное занятие, которое было ему доступно и которым он владел в совершенстве.
Я мельком оценила замах руки и внутренне сжалась, когда кулак опустился на дерево. От коры, изрезанной плетьми, отлетели куски, от ствола — щепки. Дарок не останавливаясь ни на секунду, развернулся, отпрянул, хлестнул плетью еще раз. На толстом стволе осталась новая зарубка.
Свободного времени хватало, а вот занятия мы себе искали сами. Поэтому, сгрузив посуду в лагере, я с интересом приблизилась к Дароку. Скрестила руки на груди и стала откровенно следить за ним, за его движениями, за силой тех или иных ударов. От удара сверху треснула низкая, толстая ветка. От прямого удара раскрошился верхний слой ствола. Бритвы плетей были менее острыми, чем у лиертахонов, поэтому они не оставляли глубокие и едва заметные порезы — не как нож по маслу. Бритвы васовергов врезались в дерево и раздирали его. Порез получался с рваными краями, неровным, грубым — наверняка, безумно болезненным. Между лопаток зачесалось. Я помнила слабые удары Гора по себе. Наверное, он бы недолго выстоял против Дарока, а со мной в первое время тот воин поигрывал. Следующей его ошибкой стало то, что он подпустил меня к себе близко, и не мог в полной мере сечь плетьми. Стоит ли рассчитывать на такую же глупость от Дарока?
— Что, женщина? — обратил на меня внимание Дарок.
Вытер предплечьем пот со лба, встряхнулся по-звериному и улыбнулся. Я знала, какими чувствами он охвачен. Помнила и свои тренировки, и свои малочисленные бои — восторг, полученный при них дарит кипящую силу. На Земле сказали бы проще — выброс адреналина. Но в Фадрагосе мне казалось, что этого короткого описания недостаточно для выражения всей той дикости и сближения рассудка со звериным, которое сопровождало силу. Ярость? Пожалуй. Дикая, необузданная, вытесняющее все человеческое.