По следам прошлого

Я оцепенела; волосы на затылке приподнялись, сердце замерло. Седовласый старик выпрямился молодой, но измученной девушкой. Пыльная походная одежда сидела ей не по размеру. Она поправила полуседые волосы, закатила темные глаза и повела плечами.

— Если я расскажу Кейелу правду, то буду счастлива, — принялась рассуждать «я». — Правда, потом он умрет, и я снова останусь одна. Ты, кстати, не знаешь, куда исчезают Вольные? — Курносый нос вздернула выше, почесала шрамы на щеке. — Все никак не могу определиться: мне важно сиюминутное счастье с ним, или неразрушенный мир в перспективе. О, Духи Фадрагоса! О чем я вообще думаю? Я ведь все равно предам его и уничтожу весь мир. Как ни крути, а в Фадрагосе мне ловить нечего!

— Прекрати.

— Почему? — изумленно спросила «я», но темноволосая. От ее наивности и веры в чудеса, написанных на лице, зачесалось в горле.

— Мне не нравятся кривляния, — чистосердечно призналась я. Ну не угрожать же Повелителю!

— Тебе много чего не нравится, — прозвучал хриплый голос.

Мир закружился, с губ слетел выдох-стон, на глаза мигом навернулись слезы. Я отступила на ватных ногах, теряясь в собственных желаниях и утонув в смятении.

Он заправил волосы за уши, стал устало рассматривать поляну, будто решал, оставаться нам тут на ночлег или поискать место лучше. С его губ слетали привычные претензии, а шрамы, оставленные мною, то заливались холодным лунным светом, то исчезали в непроглядной ночной тьме.

— Ты многим недовольна, разве я против? Постоянно что-то утаиваешь, шушукаешься со своими дружками у меня за спиной. Аня, я устал. — Развел руками, поднимая на меня глаза, блестящие от слез, и сглотнул. — Я хочу хоть кому-то доверять. Я хочу доверять тебе.

— Прекрати, — прошептала я.

Он услышал. Кивнул и покладисто замолчал, снова изучая поляну. Его волосы стали короче, шрам исчез, морщины утратили резкую глубину. Я вспомнила, как он молчал всю дорогу до леса после того, как обманом оставил нас наедине и вынудил меня следовать за ним. Тогда он был моложе и… счастливее.

— Прекрати! — громче потребовала я, сжимая кулаки.

Он посмотрел на меня, покачал головой и произнес, раздирая сердце:

— Аня, я не понимаю тебя.

Я бросилась на него с кулаками, опустила их на его грудь. Прошла насквозь и упала на влажную траву. Стоя на коленях обернулась — вместо Кейела стоял недовольный Волтуар.

— Асфирель, я не могу тебе навредить. Как бы ни старался, у меня ничего не получится. И ты не сможешь. Мои братья постарались уберечь тебя от нашего гнева.

Мышцы лица заныли, а язык словно распух и никак не складывал звуки в слова. Я сжимала грязные руки и мычала, пытаясь оторвать кончик языка от неба и произнести короткое «Прекрати», но мысли смешивались, а язык прирос к небу.

Он не прекратит… опять высмеет, примет облик Кейела. Полюбуюсь… Или обманусь? Это плохо или хорошо? «Что такое хорошо, а что такое плохо?» Мне плохо. Сейчас мне плохо. И тогда было. А время глубже, чем просто стрелки на часах…

Оттягивая куртку от груди двумя руками, я стиснула крепче челюсть и заглушила рвущийся наружу стон. С трудом взяла себя в руки и прошептала:

— Пожалуйста, прекрати это. Ты мучаешь меня.

Взглянула на Волтуара, а через миг там уже стоял тот шан’ниэрд, что в поселение наведался и Ликвиром представился.

— Ты сама себя мучаешь, Вестница. Просто уйди. Я не могу прикоснуться к тебе, а ты ко мне, но душевные раны могут быть опаснее. Ты ведь знаешь, как это бывает.

Тавирд нахмурился и недовольно оглянулся на шум, словно через заросли кустарников мог разглядеть все, что там творилось. Кто-то смеялся заливисто, кто-то выкрикнул признание в любви и послышались хлопки, одобрительные свисты. Я опустилась без сил на холодную землю, себя руками обняла и головой покачала.

— Вы спорите там, — повела плечами от зябкой сырости, принесенной ветром, и предположила безразлично: — на небе, в космосе… Неважно. Вы спорите о чужой жизни, а сами ею не живете. Думаешь, они без твоего вмешательства из жизни уроков не извлекут?

Он на меня смотрел молча, с каким-то недовольным сожалением. Тряхнул рогатой головой, мотнул хвостом и строго ответил:

— Будь по-твоему. Но если услышишь затем, что души темные процветают, знай: ты причастна. Твоя вина не будет велика, но будет.

— Я отработаю, — с затаенным облегчением заверила я, приподнимаясь с земли. — Тут не все такие, Тавирд.

— Такие? — Он усмехнулся. — Плохие, злые — какие, Асфирель?

Я сглотнула ком, застрявший в горле, но он снова мигом поднялся, мешая вдохнуть и говорить свободно.

— Не все души темные. — Позабывшись от волнения, хотела взять Повелителя за руки, но они словно превратились в пустоту при прикосновении. Тавирд улыбнулся и понимающе кивнул. — Некоторые просто не хотели помогать, но были против того, чтобы обидеть вас… Тебя. Их не смутило, что от брата и сестры духи отвернулись.

— Но помочь им не хотели, — укорил он.

— А надо было? — Не зная, куда деть руки, я их на животе сложила, пошатнулась на ватных ногах.