Елрех отвечать не спешила и медленно пережевывала сочный кусок. Мясо и впрямь было нежным, а с солью и пряностями, зажаренное над огнем, превращалось в какой-то особенный деликатес. Даже я, постоянно рвущаяся вперед и всю дорогу с опаской выглядывающая труп Кейела, расслабилась. Вкусный ужин на свежем воздухе, отдых уставшим ногам, лесные ароматы прохладной ночи, треск костра и тихие рассказы мужчин об охране других важных персон — блаженство. Нервировали лишь комары, мошки и постоянная мысль, что я упустила Кейела навсегда. И в последнем даже винить было некого.
— Я приманила его зельями и ими же усыпила, — неохотно ответила Елрех.
— Знал я одну девицу из уважаемых, — отбрасывая в костер кость, заговорил шан’ниэрд с кошачьими глазами. — Так она плакала над любым животным. Неважно было, курицу зарубили или хищника при защите убили — горько оплакивала смерть любого. И мы ее всем дворцом уважали за эту неподдельную доброту и сострадание всему живому. Восхищались ею. Наверное, именно поэтому правитель выбрал ее себе в любовницы. И вот потом эта защитница себя проявила…
— У какого правителя? — заинтересовался Роми; даже пересел так, чтобы лучше видеть разлегшегося вдоль костра шан’ниэрда, откровенного и немного нахального.
— В регионе Черного хрусталя, — ухмыльнулся парень, выставляя напоказ клыки. Хвостом ногу свою обмотал и застучал кисточкой по колену. — Вы же знаете, уважаемый, они там все немного не в себе.
— Регион полезный, — насупившись кивнул Роми и за бурдюком потянулся.
— Полезный, богатый, вот и позволяют себе творить безрассудство. Неудивительно, что там что ни период, то правители сменяются. Духи не любят такого.
— Так что случилось-то? — нетерпеливо потребовал продолжения другой охранник, который собирался по нужде отойти, но из-за начала рассказа остановился у дерева и ждал.
— Да вот девица эта милосердная с придурью в голове оказалась. Ну, может, не мне судить, но такой уж у меня взгляд. Она зверей защищала, благоустройством их занималась, а затем узнала, как служанка змею убила во дворе. Любовницы правителей крик подняли, метались по этому дворику. Узкому такому, ну, знаете, с фонтаном по центру. А змея, как потом выяснилось, в клумбе кладку сделала, поэтому и бросалась на всех. И эльфийка молодая, выросшая в какой-то деревне, не испугалась, схватила лопату и змее голову отсекла. Так любовница эта, защитница, прибежала на крики, все узнала, расплакалась. Чуть позже и кладку нашла. — Шан’ниэрд приподнялся и сплюнул в мох. Скривился и договорил: — К вечеру эльфийке голову отсекли. Змею закопали в землю, проводили ее по эльфийским обычаям, а эльфийку гнить в поле выбросили, как зверье какое. Я после этого ушел оттуда.
— Неужели правда? — изумлялся шан’ниэрд, застывший у дерева.
— Правда, — с неприкрытым отвращением подтвердил Роми. — Не так много времени после этого прошло. Нам доносили, но особо не распространялись.
— И к чему это? — недовольно спросил третий шан’ниэрд, с сожалением глядя на недоеденный кусок мяса в своей руке.
Рассказчик многозначительно на Елрех посмотрел, и остальные за его взглядом проследили. Елрех, заметив внимание к себе, от ужина отстала и нахмурилась. Я невольно напряглась и руки друг о друга потерла, жир растирая.
— Чего нужно? — с угрозой спросила Елрех. — Я с твоей историей никак не связана.
— Речь не об этом, полукровка, — произнес наглый шан’ниэрд; Елрех едва заметно оскалилась. — Я после того случая на мир иначе взглянул. Вот сейчас наблюдаю за вами — за тобой и человечкой, — и наслаждаюсь знанием, что есть такие женщины.
Я хмыкнула. В груди шевельнулась вина за прошлое, горечь отравила вечер, напомнила о постыдном вранье любимым, о корысти и многочисленных ошибках. Такими восхищаться нельзя, в нас настоящего мало — все хорошее вокруг мы превращаем в оправдание своей жестокости.
— Вы себе отчет за поступки отдаете, — продолжал охранник, — за других не страдаете, потому что своими проблемами живете. А своих проблем у вас много, потому что на чужие плечи их не перекладываете. С такими и на войну смело идти можно.
— Ты доел, болтливый шан'ниэрд? — громко спросила Елрех, подбородок высоко поднимая и спину сильно выпрямляя.
— Доел.
— Тогда иди и котелок помой, хоть какая-то от тебя польза будет.
Над поляной нависла тишина. Елрех единственная, кто с места сдвинулся — нервными движениями начала кости собирать, чтобы потом сложить на какой-нибудь пенек кучкой. Все внимательно за ней наблюдали, наверное, поэтому признание шан’ниэрда прозвучало как гром среди ясного неба:
— Ты мне сильно нравишься, полукровка. Сначала ничего, кроме брезгливости, не вызывала, а потом наблюдать за тобой стало в удовольствие. Ты к груди моей руку прямо сейчас приложи — поймешь, о чем говорю. Голову ты мне кружишь, Елрех.