По следам сенсаций

Однажды клетку разделили перегородкой с отверстием. Непоседы зверьки словно того и ждали: они стали взапуски шнырять из одной половины в другую, по очереди протискиваясь через дверцу. По резвости, с какой они лазали туда-сюда, учёными оценивалась их активность. Потом всю компанию вместе с ареной их проделок перенесли под сильный магнит. Памятуя трагические эпизоды мышиного мора, приведённые выше, читатель вправе ждать от магнита каких угодно злодеяний. Как бы не так! Обданные незримым магнитным душем, животные стали ещё проворнее, жизнедеятельнее, обмен веществ у них ускорился в полтора раза, хотя еды они стали поглощать на четырнадцать процентов меньше, чем их «не-омагниченные» собратья. И температура тела у них ниже, чем у контрольных.

Ещё один факт, тоже весьма странный. У мышей искусственно вызвали рак. А потом посадили их в магнитное поле — вместе с другими, здоровыми. Здоровые поумирали все до единого, а больные — нет! Наконец, из оставшихся в живых «омагниченных» пациентов некоторые полностью выздоровели.

Чудеса, да и только! А у учёных голова идёт кругом от вопросов. Может быть, магнит неодинаково действует на разные породы мышей? Но где тогда истоки этих различий? И как тут уловить более общую закономерность, если мышей магнит гробит, а рыбам хоть бы что, если им несть числа — плавающим в воде и бегающим по суше, ползающим и летающим?

Но вопросы существуют для того, чтобы на них отвечать. И учёные продолжают поиск. Чем больше наблюдений, тем скорее удастся их обобщить.

Вот термиты, крупные тропические муравьи. Во время отдыха они всегда располагают своё тело поперёк магнитных силовых линий Земли. Если термитник повернуть, насекомые тут же закопошатся, стремясь занять прежнюю позицию. Тогда учёные решили экранировать, изолировать букашек от воздействия магнитного поля, поместив их в железный ящик. И муравьи расселись хаотично, потеряв вообще способность ориентироваться в пространстве. Зато с помощью мощного магнита удаётся тотчас навести порядок и повернуть крохотных африканцев в любую сторону. Правда, после такого сильного воздействия термитам нужны почти сутки, чтобы прийти в себя, — лишь тогда у них восстанавливается прежняя способность улавливать слабое земное магнитное поле. И так ведут себя не только африканские термиты.

Подобные опыты проводились с мухами, майскими жуками, другими насекомыми, даже с бактериями. Во всех случаях мелкотравчатая живность быстро и чутко реагировала на искусственные магнитные поля, как на слабые, так и на сильные — подчас с напряжённостью в сотни раз большей, чем у земного.

И снова загвоздка! Отмечено, что сильные магнитные поля (такие же примерно, как те, что возбуждали мышей) подавляют двигательную активность насекомых. Зато более слабые (всего лишь во сто крат превосходящие земное поле), наоборот, взбадривают мошек, в то время как их ловцов — рыб — оставляют, так сказать, индифферентными.

Да, не так-то просто от одного-двух многообещающих наблюдений перейти к конкретным практическим рекомендациям! По двум-трём выигрышам в лотерею раздавать векселя направо и налево — это значит рано или поздно оказаться банкротом. Но эпоха месмеров, слава богу, безвозвратно канула в Лету.

Раз уж мы, прослеживая действие магнита на живое, дошли от человека до бактерии, то, пожалуй, интересно было бы посмотреть, как к этой странной стихии относятся и представители царства флоры.

Итак, опыты с растениями.

Почему стебель тянется кверху, а корень книзу? Признайтесь, такой вопрос (опять наивный!) едва ли когда-нибудь смущал ваш ум. А вот Чарлзу Дарвину он долгое время не давал покоя. Ибо настоящий учёный не устаёт удивляться всему, что рядом, под ногами, вокруг нас и внутри нас, — обыденному, естественному, привычному, но что на поверку всегда оборачивается чудом, повседневным чудом природы.

В своём последнем труде «Движение растений», написанном незадолго до смерти, Дарвин писал: «Едва ли будет преувеличением сказать, что кончик корешка, наделённый способностью направлять движения соседних частей, действует подобно мозгу одного из низших животных, находящемуся на переднем конце тела, воспринимающему впечатления от органов чувств и дающему направление различным движениям».

Многим из нас, живущим в пору расцвета биохимии, такой ответ покажется наивным. Тем более если вспомнить, как немецкие ботаники, поняв буквально эту, по выражению Тимирязева, «несчастную метафору», создали целое учение о «психологии» растений, об их «сознании» и «душе». Между тем основоположник эволюционного учения разглядел в поведении прорастающего семени не «психику», а химию, предполагая в той же работе «наличие в верхней части колеоптиля (проростка семени) какого-то вещества, на которое действует свёз; и которое передаёт его действие в нижнюю часть».

Догадка подтвердилась. Теперь мы знаем, что в кончике колеоптиля действительно вырабатываются специфические химические регуляторы роста — ауксины. И от их распределения в тканях зависит, куда изогнётся проклюнувшийся росток.