По следам Штирлица и Мюллера

Теперь уже приходилось задумываться о защите Берлина. Для этого формировалась группа армий «Висла». 24 января ее командующим неожиданно для многих стал Гиммлер. Он раздулся от гордости, не знал, как благодарить фюрера. Хотя к назначению приложил руку Борман, видевший, что рейхсфюрер слишком усилился. Вокруг больного вождя уже закручивались интриги за место преемника, и Борман позаботился удалить соперника из Берлина. Представителем Гиммлера при Гитлере остался обергруппенфюрер СС Фегеляйн, личность недалекая и случайная, бывший жокей. Рейхсфюрер возвысил его и приблизил из-за того, что он был женат на сестре Евы Браун, Гретель. Решил приобрести «своего» человека в окружении фюрера. Но Фегеляйн не стал «его» человеком, поскольку был «человеком Бормана», а кроме того, интриговал по собственному недалекому разумению.

А начальником спецслужб в Берлине остался Кальтенбруннер. Теперь Шелленберг взялся всячески обхаживать его, втягивая в свои закулисные игры — не для того, чтобы на него опереться, а чтобы не мешал. Эти игры продолжались полным ходом. В Стокгольме снова всплыл доверенный рейхсфюрера и Шелленберга врач Керстен, встречался с представителем Всемирного еврейского конгресса Гилелем Шторхом, другими лицами. Заинтересовал графа Бернадота, родственника шведской королевской семьи и вице-президент шведского Красного Креста. Узнав о сотрудничестве Гиммлера и Мюзи, он решил тоже съездить в Германию, встретиться с рехсфюрером и предложить посредничество в освобождении узников и пленных. Для этого Бернадот поучил официальные полномочия от шведского МИДа.

Шелленберг воодушевился, рассчитывал, что через него можно будет предпринять реальные шаги к сепаратному миру. Решил застраховаться на самом высоком уровне и взялся обрабатывать Кальтенбруннера, уговаривал его доложить Гитлеру. Доказывал, что дело выигрышное, фюрер одобрит. Шеф РСХА все-таки побаивался лезть с таким вопросом, предпочел прощупать почву через Фегеляйна. Тот, как сумел, принялся узнавать мнение, и Гитлер отнесся к проекту скептически, отмахнулся: «С помощью такой чепухи ничего нельзя сделать в тотальной войне».

Тем не менее 19 февраля встреча Бернадота и Гиммлера состоялась. Хотя каждый из участников гнул свою линию. Граф повел речь об освобождении норвежских и датских пленных, Шелленберг подбивал рейхсфюрера через Бернадота связаться с Эйзенхауэром. А Гиммлер колебался, боялся и не поддержал ни того, ни другого. Договорились лишь о том, чтобы датчан и норвежцев собрать в одном лагере на севере страны, вблизи границы. Письмо к Эйзенхауэру рейхсфюрер составить отказался. Дал Шелленбергу очень непростое указание — пускай Бернадот свяжется с американским главнокомандующим, но как бы от себя лично. Когда шеф разведки СД сказал об этом шведу, тот недоуменно пожимал плечами: с чем же тогда обращаться к Эйзенхауэру?

А в ставке Гитлера в это же время обсуждалась возможность сепаратного мира с русскими. Геббельс 4 марта 1945 г. отмечал в дневнике: «Фюрер прав, говоря, что Сталину легче всего совершить крутой поворот, поскольку ему не надо принимать во внимание общественное мнение». Министр пропаганды писал и о том, что накануне крушения Гитлер очень зауважал Сталина, называл «гениальным человеком» и говорил, что сталинские «величие и непоколебимость не знают в своей сущности ни шатаний, ни уступчивости, характерных для западных политиков». 5 марта Геббельс на страницах дневника глубокомысленно рассуждал: «Фюрер думает найти возможность договориться с Советским Союзом, а затем с жесточайшей энергией продолжить войну с Англией. Ибо Англия всегда была нарушительницей спокойствия в Европе… Советские зверства, конечно, ужасны и сильно воздействуют на концепцию фюрера. Но ведь и монголы, как и Советы сегодня, бесчинствовали в свое время в Европе, не оказав при этом влияния на политическое разрешение тогдашних противоречий. Нашествия с Востока приходят и откатываются, а Европа должна с ними справляться».

Что ж, насчет «советских зверств» остается лишь прокомментировать — «чья бы корова мычала». Но надежды на возможность сепаратного мира с Москвой были, конечно же, утопией — одной из многих химер, возникавших в окружении Гитлера в преддверии полного краха. Взаимовыгодный альянс Германии и СССР уже существовал, его предал и перечеркнул сам фюрер 22 июня 1941 г. К союзным обязательствам Сталин относился куда более строго, чем Гитлер или западные лидеры. Теперь и они зауважали советскую силу, на встречах и конференциях соглашались с территориальными и геополитическими требованиями русских.