По следам Штирлица и Мюллера

Заселены немцами! Из коренных жителей некоторую часть признавали пригодной для германизации. Она должна была перейти на чужой язык, забыть о своем происхождении и превратиться в немцев. Другая часть сохранялась в подобии резерваций, для рабского труда. Остальных ожидало поэтапное «выселение». Предусматривалось «выселить» поляков — 80–85 %, литовцев, латышей и эстонцев — 50 %, западных украинцев — 65 %, белорусов — 75 %. Евреи «подлежали выселению» на 100 %. В начале 1941 г. Гиммлер провел в Везельбурге специальное совещание. Присутствовали его начальник штаба группенфюрер СС Вольф, Гейдрих, группенфюрер Бах-Зелевский и другие высокие чины. На этом совещании рейхсфюрер поставил задачу «уменьшения биологического потенциала славянских народов». По его оценкам, требовалось «сократить» численность русских, украинцев и белорусов на 30 млн человек.

А Гитлер в марте 1941 г. выступил перед своими военачальниками и поучал: «Война против России такова, что ее нельзя вести по законам рыцарства. Это прежде всего борьба идеологий и рас, поэтому ее необходимо вести с беспрецедентной, неумолимой жестокостью». Фюрер разъяснял подчиненным: «Что касается смехотворной сотни миллионов славян, мы превратим большинство из них в таких, какие нужны нам, а остальных изолируем в их собственных свинарниках, и всякого, кто говорит о снисхождении к местным жителям и их приобщении к цивилизации, следует направлять прямо в концлагерь».

Правда, планы пришлось несколько скорректировать. Итальянцы оказались никудышними вояками. Их крепко побили и в Африке, и в Греции. Возникла опасность, что приунывшие союзники вообще выпадут из коалиции, вступят в переговоры о сепаратном мире. Гитлер решил поддержать Муссолини. В Северную Африку направил бронетанковые части Роммеля. А против Греции наметил операцию «Марита» — совместную с итальянцами, болгарами, венграми. Но она предполагалась скоротечной и проводилась ограниченными силами. Основные замыслы, похода на Россию, не отменялись. Только сроки нападения передвинулись с 15 мая на 22 июня.

Конечно, Сталин знал о нарастающей угрозе. От военных и дипломатов поступали донесения о перебросках войск к советским границам. Соответствующая информация шла от Зорге, Чеховой, Шульце-Бойзена, Харнака и других разведчиков. Почему же Сталин не отреагировал должным образом? Причин было несколько. В 1938 г. в ходе процессов над врагами народа трое видных троцкистов, Радек, Раковский и Сокольников, купили себе жизни, дав за закрытыми дверями ценные показания о том, как была развязана Первая мировая война, как втянули в нее и подставляли Россию, как организовывались революции, — а знали они очень много, все трое были связаны с масонскими кругами, с силами международной финансово-политической «закулисы». Сталин теперь старался избежать прошлых ошибок, и можно отметить закономерность. В преддверии Великой Отечественной он действовал противоположно Николаю II.

Царь, силясь обуздать германскую агрессию и предотвратить столкновение, вступил в союз с Францией и Англией. Иосиф Виссарионович, убедившись в их лживости и коварстве, переориентировался на немцев. В 1914 г., когда на Балканах масонская террористическая организация «Черная рука» устроила провокацию, убийство эрцгерцога Франца Фердинанда, и Австро-Венгрия начала войну, Николай II вступился за сербов. Пытался остановить боевые действия демонстрацией силы, объявил мобилизацию. Но как раз мобилизация стала для Германии предлогом объявить войну России. Сталин и этого избегал, ставил задачу «не поддаваться на провокации».

Информации о близком нападении и впрямь было сколько угодно. Слухи о нем носились и по Европе, и по Америке. Англичане и американцы неоднократно предупреждали о войне, Черчилль и Рузвельт присылали в Москву своих доверенных представителей. Но… имел ли основания Сталин верить им? Если британцы еще с 1933 г. настраивали Гитлера против СССР? А в 1939–1940 гг. Англия была настроена откровенно враждебно к нашей стране. Сталин рассматривал предупреждения Запада как попытки поссорить и столкнуть Советский Союз с Германией — но они и в самом деле преследовали эту цель. Да и к прочему наплыву сообщений и слухов Иосиф Виссарионович относился подозрительно — как раз из-за их массового количества. Полагал, что они могут быть плодами широкой кампании дезинформации, развернутой Англией.

Что касается донесений разведки, то в Москву поступали не только сведения о близком нападении. Стекался многоголосый поток самой разнообразной информации от многочисленной агентуры, рассеянной по всему свету, из дипломатических представительств, консульств, от военных, пограничников. Предупреждения о скором нападении перехлестывались противоположными данными. А после всех перетрясок аналитический аппарат был еще довольно слабым. Не всегда мог выхватить главное, распознать истину, отделить ее от домыслов и ложных забросов (например, к информации Зорге относились с недоверием — из-за того, что он был «двойником»).