По следам тунгусской катастрофы

Короткая посадка, и мы снова в воздухе. Леса идут теперь, не прерываясь, сплошным массивом. Леспромхозов уже почти не попадается, исчезли проезжие дороги.

Кругом стоит могучая вековая тайга, в зеленом мареве которой неопытный человек теряется, как иголка в стоге сена. Погода сегодня ясная, лишь кое-где видны кудрявые июльские облака. Жарко. Включены вентиляторы, но все же духота дает себя знать… Идем на посадку. Справа виднеется голубая гладь — Ангара. Вот, она, оказывается, какая! Что же, о такой реке и в самом деле можно складывать песни. Делаем круг над Кежмой. Несколько минут тряски по летному полю, и самолет останавливается. Беру рюкзак, выхожу. В ушах еще звенит от гула моторов. Бросается в глаза, что многие встречающие в черных сетках, закрывающих лица от мошкары.

В аэропорту много народу, но мне везет, я сходу попадаю на самолет, следующий в Ванавару. И вновь лес; и леса без конца. Ровно работает мотор. И этот гул, и легкое покачивание, и волнующее ощущение полета к долгожданной цели — все это приводит в то состояние, когда хорошо, мечтается и думается. Мысль невольно снова возвращается к виновнику нашего путешествия — к Тунгусскому метеориту. Что же, все-таки, это такое было. Признаться, гипотеза А. П. Казанцева не кажется мне вероятной. Успех, который она имеет в широких кругах, — это не успех научной теории, а скорее успех красивой фантазии, психологически созвучной нашей эпохе, эпохе начала покорения космоса. Но, с другой стороны — как говорится, чем черт не шутит. Без сомнения, существуют уголки Вселенной — и, может быть, даже нашей Галактики, — где уже давным-давно звездолеты и планетолеты неведомых нам миров бороздят бескрайние межзвездные просторы. Но расстояния, разделяющие один центр разумной жизни от другого; колоссальны, они так велики, что их не может себе реально представить даже самое пылкое воображение.

Но ведь даже сами расстояния — вещь весьма относительная! Когда наши бабушки семьдесят лет назад на перекладных добирались из Томска в Петербург, им приходилось тратить на это почти три месяца. А сейчас на реактивном самолете тот же путь мы можем проделать за несколько часов. Конечно, скорость света — это такой рубеж, который перешагнуть принципиально невозможно (если верить теории относительности), но с другой стороны, мы сейчас не можем ничего сказать о продолжительности жизни разумных существ других миров. Почем знать, может быть, она гораздо больше нашей, а может быть, «там» давно найдены способы удлинения жизни (мечтаем же мы, врачи, увеличить продолжительность человеческой жизни до полутораста лет, и вряд ли это предел). И — как знать, — может быть, в предположениях фантастов есть все-таки доля истины!

Дух захватывает при одной мысли о том, что, может быть, вот эти вздыбленные холмы, петляющие в заболоченных долинах речки, эти красноватые скалы видели в иллюминаторы космического корабля пришельцы «оттуда» — в последние мгновенья своего существования.

И если так, то, что случилось с ними, понятно нам, людям. Пройдут годы, и в иллюминаторы наших земных космических кораблей заглянут каналы Марса, грозовые облака Венеры, ледяные бездны Юпитера. Человечество, запустившее спутники, пойдет на штурм других планет. Колумбы, спящие сейчас в колыбелях, поведут могучие корабли к звездам. Этот путь не будет легким. Будут и неудачи, будут и жертвы. Но ничто не сможет остановить человека, стремящегося все познать.

Самолет сильно встряхивает Лес расступился, внизу видна широкая, кое-где морщинистая лента реки, на ее крутом скалистом берегу разбросаны, точно спичечные коробки, сотни две домиков. Снижаемся.

Здравствуй, Ванавара!

9 июля

Ванавара — не глушь и не медвежий угол. Я всерьез начинаю сомневаться, существуют ли у нас на севере «медвежьи углы», о которых с таким упоением пишут любители ложной романтики. Ванавара — это, прежде всего, советский райцентр. Здесь есть все необходимое для культурной жизни: клуб, газета, радио, с любовью подобранная библиотека, школа-десятилетка, великолепный интернат для детей эвенков, больница, санаторий. На улицах — много детворы. Бросается в глаза, что поселок интенсивно строится. По направлению к лесу вытянулась целая улица свежих срубов.

Нет, не глухомань здесь, не медвежий угол, а форпост, где человек всегда может организовать свою жизнь так, чтобы она была насыщенной, полной и интересной.

Когда я прохожу по улицам поселка, слышу рев трелевочных тракторов на ближней просеке, стук моторных лодок на Подкаменной, веселое пение пионерского горна близ эвенкийского интерната, мне вновь приходят на ум очерки Смирнова, написанные тридцать с лишним лет назад.