Где-то на полуслове выражение его лица изменилось. Внезапно он как будто мысленно и эмоционально вернулся на место преступления. Не акцентируя внимания на противоречии в его рассказе, я спросил Риттера, какие эпизоды преступлений были для него наиболее значимыми, какие из них сильнее всего воплотили в жизнь его фантазии, сильнее всего возбудили его. Его ответ, быстрый и твердый, последовал незамедлительно:
Эти рассуждения свидетельствовали о наличии причудливой внутренней логики: наибольшее удовлетворение Герберту Риттеру приносили эпизоды, которые происходили на самом деле не в реальности, а разыгрывались только в его голове. Он не мог реализовать то, что «задумал», потому что не умеет воплощать свои фантазии в жизнь, потому что наличие другого человека тормозит его и лишает уверенности в себе. После того как девушки умерли, формально Риттер действительно был один, но в его воображении они были еще живы, поэтому и эпизоды из его фантазий также не приносили ему удовлетворения, как и сексуальные отношения с подружкой – совсем так, как это было в реальности.
Но значит ли это, что, когда Герберт Риттер был один, как в реальности, так и в своих мыслях, он мог получать удовлетворение от фантазий? Вряд ли. В конце концов, он пробовал новые и необычные методы задолго до того, как стал убийцей. То, что рассказал мне Герберт Риттер, в совокупности с моими знаниями о преступлениях скорее указывало на зловещий порочный круг: убийства – это не только неудачные попытки реализовать свои фантазии о насилии под влиянием сексуального влечения, они, по-видимому, также являются материалом, из которого сделаны его мечты. Это тяга, которая постоянно доминирует над ним, и в то же время необходимый стимул для реализации его аутоэротических фантазий. Тем не менее Герберт Риттер никогда не достигает состояния удовлетворения, а лишь испытывает полное (внутреннее) истощение, «состояние обессилия».
Пугающий вывод: в конечном счете, если не считать украденных денег, эти убийства были бессмысленными даже с точки зрения убийцы.
В этой связи у меня возник вопрос, почему между вторым и третьим убийствами прошло так много времени. В конце концов, его фантазии, должно быть, никуда не исчезли и требовали выхода. Почему он не продолжил убивать?