– Отставить. Запомни, Кольша, все, что было с нами в тайге, там и осталось. Ты теперь боец Красной армии и должен выполнять приказы своего командира. Тебе приказ – хорошо выспаться и завтра бить немца так же метко, как сегодня, понял?
– Понял.
– Не понял, а «Есть, товарищ командир!».
– Есть, товарищ командир.
– Свободен, там, за стенкой, старшина тебе койку где-то нарыл, иди спать.
Кольша ушел, оставив Лемешева одного с вернувшимся старшиной.
– Посты проверил, все нормально.
– Хорошо.
Через час три тени бесшумно скользнули из разбитого оконного проема и растворились в темноте. А еще через два часа они вернулись с мешками на плечах и двумя пленными немцами, которые тоже несли мешки. У стены Лемешев их остановил и, перебросив в проем мешки, двумя короткими ударами ножа уложил обоих. Увидев лица своих бойцов, пояснил:
– Пленных мы теперь не берем. Пока связь со своими не наладим.
Петров, когда укладывался после вылазки поспать, сказал:
– А ничего командир у нас.
– Ничего-то ничего, но видел, как он немцев-то, а?
– А чего с ними делать, мы ж в окружении.
– Да ясно, что в расход, только он их как баранов…
– Не как баранов, а как бешеных псов.
– Ладно, все одно крутой мужик.
На рассвете по дому начала работать немецкая артиллерия. В этот раз осколком убило одного из тех, кто стоял у окон. Два часа прямой наводкой по дому били несколько пушек и танки. Как только затихло, немцы пошли в атаку. Лемешев приказал огонь не открывать, пусть подумают, что защитников города здесь уже нет. Только когда немцы подошли до броска гранаты, они их и получили из окон второго этажа. Те, кто уцелел, залегли и отползали, оставляя раненых и убитых. Примерно так, повторяя раз за разом эту сцену, продолжался весь день, девять атак, девять штурмов, пока на грохочущий и горящий город не опустилась темнота… Вечером в подвале собрались двенадцать человек. Из них половина раненых. Лемешев был слегка контужен, граната рванула в соседней комнате, вывалив кусок стены. Старшина убит, бойцы, смертельно уставшие, валились с ног. Кольша вызвался пойти в боевое охранение и сидел у проема развороченного снарядом окна на втором этаже, внимательно вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Несколько осколочных гранат лежало у его ног, пользоваться ими старшина научил парня перед самой своей смертью. Пулеметной очередью срезало старшину, когда он выносил раненого. Крупнокалиберные пули насквозь прошили обоих, смешав их кровь, породнив навсегда. Кольша видел это, он был рядом. Он слышал, как прошептал, умирая, старшина: «Ничё, прорвемся…»
То же самое, собрав людей, сказал и капитан Лемешев.
– Прорвемся, мужики, нас осталось немного, но немца мы держим, и положили гадов немало. Так что, считаю, приказ Родины мы выполняем и будем выполнять. Гранаты, патроны есть, а дух наш им не сломать. Погибших надо собрать и похоронить, левее сгоревшего танка воронка глубокая от фугаса, туда снесем товарищей. Немец там не достанет, мертвая зона, а справа в случае чего прикроем.
Уже под утро Лемешев нашел дремавшего Кольшу.
– Проснись, бродяга…
– А? Что случилось? – встрепенулся тот спросонья.
– Ничего, все тихо пока. Дело есть, Кольша, идем.
В подвале, налив Кольше кипятка в кружку, Лемешев сказал:
– Пей чай – и в разведку, Кольша. Надо к нашим пробиться, доложить о том, что мы держимся, и получить приказ, что делать дальше. Может быть, сможешь пополнение сюда провести, медикаменты, бинты нужны.
Кольша молча выслушал Лемешева и, отставив недопитый кипяток, ответил:
– Я отсель никуда не пойду.
– Кольша, это приказ.
– Почему я должен идти, а не кто другой?
– Кроме тебя никто не пройдет. Переодевайся в свою одежку – и ползком отсюда до тех деревьев, а там – к тем домам. Проскочишь здесь, дальше пробирайся к нашим, ближе к реке. Там вчера бои не стихали. Нарвешься на немцев, может, тебя и не тронут, так что давай, Кольша, без возражений, нету времени на разговоры. Вернешься, еще поговорим.
Кольша долго молчал, потом стал снимать с себя гимнастерку.
«Вот и ладно, сынок», – подумал Лемешев.
Он крепко обнял парня, ставшего ему совсем родным.
– Пройди, Кольша, передай нашим все, что я сказал.
– Пройду и вернусь, – твердо ответил Кольша и нырнул в темноту.
С рассветом немцы, подтянув несколько орудий, возобновили атаку, били и били по дому с горсткой разведчиков Лемешева. Когда пошли в атаку, их вновь встретили огнем из уцелевших амбразур, но левое крыло молчало, и через него немцы ворвались в здание. Отступая, отстреливаясь от наседавших немцев, Лемешев, раненный в ногу, с одним из раненых бойцов спустился в подвал. Они, устроившись на ящиках с боеприпасами, держали на прицеле небольшой коридор и дверь, но немцы перестали стрелять. В наступившей тишине с издевкой прозвучало:
– Русский Иван, сдавайся! Выходи, будешь жить!
Лемешев улыбнулся. Он встретился взглядом с Петровым, тот тоже улыбнулся и покачал головой. Лемешев выпустил всю обойму в проем двери и бросил туда ставший ненужным пистолет.
– О! Гут! Гут! – загалдели немцы снаружи.
– Счас, суки, обождите…