По следу Атсхала. Проклятие

– Но пока он здесь. Может, не забудет потом.

– Ага, – хохотнул Ланс. – Будет в гости к тебе заходить, да рассказывать, как в лесу живётся.

Магнус постоял, молча посмотрел на склонившихся над волчонком сыновей и, ухмыльнувшись, вышел. Опустившись на лавку, он сложил на столе крепкие руки и стал наблюдать, как хлопочет у печи Айна.

Оставив брата возиться со зверёнышем, Ланс направился следом и сел напротив отца.

– Почему Виндок это сделал?

Магнус поднял на сына тёмные, как грозовое небо, глаза.

– Уордом и его людьми управляет алчность, – ответил он. – Они берут заказы из столицы и готовы на всё ради звонкой монеты. Водится за ними такой грех. Мораль позволяет. Для них что неприкасаемое животное, что дичь любая – всё одно. Охотничье сообщество их осуждает, но этой шайке закон не писан.

– Как это? – недоумевал Ланс.

– А вот так! Виндок неспроста держится за Густава. Ландлоу был близким другом старшего Уорда и после его смерти взял над мальчишкой опеку. – Магнус глянул на дверь, за которой взвизгнул щенок. – Уверен, он воспитал бы Виндока по-другому, будь тот ему сыном. А так… вырос негодяй под боком. Ни чести, ни достоинства. Да и Густав знает о нём далеко не всё. Догадывается только. Вот и получается, что Уорду многое сходит с рук. Потому предупреждаю тебя, Ланс, как бы жизнь не повернула, держись от него подальше. Этого поганца уже ничто не исправит.

Парень опустил глаза в стол и понимающе покачал головой.

…

Рана на спине зверёныша затянулась довольно быстро. Только в память о трагичном прошлом оставила намёк в виде серебристого клока на серой шерсти.

Отлежавшись, волчонок начал бегать по дому и нетерпеливо поскуливал, прислушиваясь к звукам за крепкими бревенчатыми стенами. Поспешая за своим непоседливым другом, Келиб и сам научился передвигаться ловчее. Тоскующий по живой природе щенок чуял в человеке родную кровь. Он постоянно лез к увечному мальчишке, вцепляясь молодыми клыками в толстые мешковатые штаны, и с рычанием тянул за собой, вызывая у Келиба дикий восторг. Тот падал на пол и до слёз заходился в хохоте, за что нередко получал в грудь отяжелевшей когтистой лапой. Затем, будто извиняясь, волчик делился угощением, оставляя возле подростка до блеска отполированные кости. А по ночам тайком залезал к парнишке в постель. Во снах он всё ещё видел тёплую заботливую мать, бегущую рядом и прикрывающую от опасности.

В привязанности Серого к Келибу ничего удивительного Мордоки не видели. С затаённой надеждой они наблюдали за переменами, произошедшими с младшим сыном. И только неприятный осадок после бессмысленного убийства волков омрачали настроение главы семейства.

Весной Серый ушёл, как и предсказывал Магнус. Каждый день вглядываясь в тайгу за окном, Келиб ждал, не мелькнёт ли среди замшелых стволов знакомая тень, не взбежит ли на пригорок лесной товарищ. Потянулись долгие месяцы пустого ожидания.

И однажды летом молодой стройный волк с серебристым клоком на спине близко подошёл к Грейстоуну. Серый красавец застыл среди деревьев, сверкая из сумрачной глубины ельника ярко-жёлтыми глазами.

Он стал возвращаться снова и снова, вырываясь из проулка перед самым носом сельчан. Напуганные до жути, те с воплями бросались врассыпную, а Серый мчался дальше.

«К младшему Мордоку повадился, – бурчали соседи, переводя дух и качая головами. – Вот уж звериная натура».

Так же говорили про Келиба. Шибко врезалось в память, как калека заставил убраться со двора соседских мальчишек, решивших закидать волчонка камнями, когда тот ещё жил в доме Мордоков. Неразумных озорников перепугал пронзительно-жёлтый взгляд младшего Мордока и странный хрип, который вырывался из груди подростка. И, если раньше на Келиба просто косились, поговаривая о немощи тела как последствии чёрного колдовства, с того дня уже мало кто сомневался – сын главного охотника Грейстоуна человек только наполовину.

Вместе с Серым Келиб стал выходить в ближний лес. Волк мордой подталкивал парня в слабые ноги, заставляя непременно идти дальше. Магнус провожал спину хромающего паренька с неодобрением, хотя и сам понимал – не сможет сын всю жизнь усидеть во дворе. Беспокоит его волчья кровь, тянет на волю.

Так прошло ровно два года.

На пороге стояло лето.

Двое, человек и волк, бок о бок провожали западающее солнце. За их спинами высились Атсхалы, напоминая чёрными клыкастыми вершинами вздыбленную шерсть великана-чудовища. Сегодня Келиб впервые любовался неприступными горами не издали, а стоя у их подножия.

На землю медленно надвигалась ночь.

С внутренним волнением Келиб ещё раз взглянул на северный склон. Над зелёными кронами выступала часть каменной кладки – там, по другую сторону разрушенной стены, находился настоящий мир Серого.