По следу кровавого доктора

— Что там впереди, боец? — спросил Павел.

— Фрицы, что же еще! — ответил красноармеец и всплеснул руками. — Не успокоятся никак. Там бойлерная или что-то в этом духе. Они вроде тихо сидели, спрятались, а когда мы проверить решили, давай шмалять по нам! Убили одного, другого ранили. Их там до чертовой матери, товарищ капитан. Наверное, до ночи отсидеться хотели, а потом тишком из города выбраться. Ага, хрен им во все плечо!

С примыкающей улицы на звуки выстрелов пробежали несколько красноармейцев. Потом еще двое. Они тащили за собой станковый пулемет «Максим».

Все происходило совсем рядом. Бойлерная с проломленной крышей ощетинилась огнем. Немцы оказались заперты в маленьком строении. Спуститься в канализацию они, видимо, не могли, стреляли из крошечных зарешеченных окон, выкрикивали обидные ругательства на ломаном русском. В окнах окрестных зданий уже сидели автоматчики, следили, чтобы никто из них не выскочил из этой западни.

Невзирая на возмущенные крики красноармейца, Еремеев вывернул баранку, въехал в переулок. Офицеры покинули машину, рассредоточились за горами мусора.

Из переулка выбегали морские пехотинцы в бушлатах, рассыпались вокруг бойлерной. Автоматчики со стороны Людвигштрассе открыли ураганную стрельбу, бросили гранаты на исковерканную крышу. Та проседала, рвалась. Немцы ожесточенно огрызались.

А сзади к бойлерной подползал боец с ранцевым огнеметом за плечами. Он умело использовал укрытия, прижимался к земле. Солдаты, затаив дыхание, наблюдали за ним. Боец от усердия закусил губу, сполз в воронку, проделанную снарядом. Рисковать дальше смысла не было.

Он распластался на склоне воронки, вытянул вперед брандспойт. До зарешеченного оконца не более полуметра.

Какой-то немец выглянул в окно и завизжал как припадочный. В лицо ему уже летела горящая огнесмесь. Невыносимый жар наполнил замкнутое пространство. Немцы жутко орали. Возможно, там нечему было гореть, кроме людей, но пламя мгновенно выжрало весь запас кислорода.

Огнеметчик с чувством выполненного долга сполз обратно в воронку и закурил.

— Мы сдаемся! — выкрикнул какой-то немец, открыв входную дверь. — Мы выходим! Не стрелять!

— Ты выходи, супостат! — заявил огнеметчик. — А мы уж сами решим, стрелять нам или нет. Да пукалки свои не забывайте выбрасывать!

Надрывно кашляя, немецкие солдаты вываливались из бойлерной, бросали оружие. Их было не меньше двух десятков. Какая-то сборная солянка — мундиры вермахта, молнии СС в петлицах, серая униформа инженерно-саперных частей, несколько офицеров. У одного перебинтована голова, другой ковылял, опираясь на костыль. Все какие-то нервные, взъерошенные. Офицер с перевязанной головой тупо хихикал, тыкал пальцем в автоматчиков, подходивших к нему.

— Братцы, да они же все в стельку! — дошло до кого-то. — Им же море по колено и гора по плечу. Делать нечего было в бойлерной. Они там сидели и квасили.

— Вот скоты! — поддержал его другой солдат. — Им можно, а нам нельзя. Да еще и посылают нас. Вы только послушайте!

Тут и поднялась волна праведного солдатского гнева. Красноармейцы оттеснили немцев к стене, подальше от выброшенного оружия. Они толкали их, пинали по задницам, а потом начали банально избивать, вымещать злость, накопившуюся за годы страшной войны. Летели выбитые зубы, брызгала кровь. Больше всего доставалось эсэсовцам и тем, кто имел глупость сопротивляться.

— Вмешиваться будем, командир? — спросил Кобзарь. — Самоуправством попахивает.

— Зачем? — Никольский пожал плечами. — Пусть мужики выплеснут то, что накипело. Глядишь, развеются, подобреют. Ну и чего мы разлеглись? — Он начал подниматься. — По коням, товарищи офицеры, дела не ждут.

С Людвигштрассе они выехали на небольшую площадь Убертплау, за которой углубились в западные кварталы. Здесь возвышались мрачные старинные здания с конусовидными крышами. До Герцогштрассе, 11, если верить карте, оставалось немного.

Фронтовой отдел контрразведки СМЕРШ размещался в Лацау, маленьком городке восточнее Кенигсберга. В это утро 9 апреля полковник Максименко выказывал все признаки нетерпения, бегал по комнате, как волк по клетке.

— Соизволил, уважил старика, Никольский, — пробурчал он. — И приказ тебе не в радость?

— От приказов мы всегда в восторге, товарищ полковник, — ответил Павел. — От Ламберга до Лацау путь неблизкий. Вы же знаете, где я был.

В городе Ламберге, расположенном на польской территории, освобожденной Красной армией, действовала глубоко законспирированная вражеская сеть. Абвер рассредоточил своих агентов глубокого залегания по всем ключевым постам — от руководства речного порта до заместителей бургомистра.

Полностью сменить городскую власть было нельзя. На кого тогда опереться? Тем более что большинство этих людей вызывало доверие. Явным сотрудничеством с нацистами они себя не запятнали.