По следу крови

— Она потерялась!

А про себя подумал: теперь во всем обвинят меня.

После этого наступил самый примечательный момент за весь день. Тони Пейнтер показал парню фотографию Дон Эшуорт и сказал:

— Похоже, это твоя работа!

Тот перевел взгляд с Пейнтера на До и пролепетал:

— Я не помню. Может, я и впрямь сошел с ума? Я не знаю!

— Она тебе нравилась? — спросил сержант.

— Да, немного. Но больше я ничего не помню.

— Расскажи, что произошло, — потребовал Пейнтер.

— Она пошла по тропинке, и я начал ее щупать. Она не сопротивлялась, пока я не коснулся ее юбки. Я шел за ней и щупал ее зад. Она повернулась и споткнулась. А я продолжал ее щупать. Тогда она начала сопротивляться, но я ее не отпускал. Потом… голова у меня вдруг закружилась, как будто я выпил! Больше ничего не помню, но я побежал! Не было там никого с палкой. Я просто сошел с ума! Я не мог удержаться! Дон обещала, что никому не скажет! Я и сам не знаю, как это получилось. Я не хотел! Но меня кто-то заставил! Руки и ноги меня не слушались. А она сначала не сопротивлялась, а потом стала вырываться, и в голове у меня все помутилось. Это все не я. Но когда я кончил и она стала подниматься, я убежал.

Но детективы даже не успели обрадоваться этому заявлению, парень тут же все опроверг.

— Я никого не трогал, — заявил он. — Я в ее смерти не виноват. Это не я. Я шел по тропинке, потом что-то сказал и сделал, а после ушел. Она уже поднималась. Это все, что я видел. Я был в каком-то трансе, но я не помню, чтобы я это делал.

Он опять понес чушь о том, как 31 июля дважды был у друга в Нарборо, и все настаивал на том, что о Дон, якобы подвешенной на дереве за ногу, ему сообщил именно друг.

Детективы сказали, что уже побывали у его друга, и тот заявил, что подсобного рабочего в тот день в глаза не видел.

— Он врет! — закричал парень, но потом признался, что точно не помнит, где был в тот день.

— Я только помню, что она шла по Грин-лейн, — настаивал он. — Но я к ней не притрагивался! Почему вы все на меня валите? Я с ней на Грин-лейн даже не разговаривал!

Когда он, наконец, успокоился, суперинтендент Тони Пейнтер спросил:

— Если ты от всего отказываешься, зачем ты все это говорил?

— Вы же сами спрашивали, — угрюмо заявил он.

Они напомнили о другом его признании — нападении на Дон Эшуорт.

— Ты признаешь, что говорил это? — спросил Пейнтер.

— Да, папа прав. Надо было молчать. Я же ничего не сделал!

— Подтверждаешь ли ты, что в субботу вечером сказал нашему человеку, что видел Дон у ворот на Грин-лейн?

— Да… Я говорил об этом с папой, — заявил он.

Вспомнив об отце, он вдруг бросился лицом вниз на стол и зарыдал. Потом поднял голову, взглянул на Пейнтера и До мутными глазами и выпалил:

— Возьмите у меня кровь на анализ!

* * *

Следствие, проверявшее каждое слово, которое срывалось с губ подсобного рабочего, вышло еще на одного свидетеля. 1 августа, за день до того, как было найдено тело, этот человек наблюдал за работай полиции недалеко от места преступления. Вдруг к нему подъехал мотоциклист. Они перекинулись парой фраз об исчезновении девочки, и парень обмолвился, что поиски лучше вести у обочины Ml. Другой свидетель видел подсобного рабочего 1 августа целых три раза. Он весь день крутился недалеко от места убийства.

На очередном допросе подозреваемый заявил, что в четверг, в тот час, когда убили Дон, он проводил время с одним другом… И в пятницу тоже. Но по показаниям самого этого друга, он не видел подсобного рабочего ни в тот, ни на следующий день.

Вечером, когда допрос возобновился, полицейские спросили:

— Ты говорил, что шел за ней по дорожке, смеялся, шутил и трогал ее, а она не возражала. Но ты не помнишь, что именно ты сделал, так?

Он уставился на них, а потом сказал:

— Не весь вечер. Я, кажется, был в гараже.

— Вряд ли ты был в гараже, — сказал Пейнтер.

Они все устали и начинали злиться.

— Ты сам сказал, что пошел за ней по тропинке!

— Не знаю я! Меня там не было!

— Нет, был.

— Я лучше знаю, где я был!

— Ты дважды заявил, что был! — кричал Пейнтер. — Ты там был! Рассказывай!

— Когда ты ушел, она еще дышала? — спросил сержант.

— Не знаю.

— Ты запаниковал? — продолжал Пейнтер.

— Да.

— Почему? Она уже не двигалась?

— Нет.

— Почему она не двигалась?

— Я не знаю.

— Что ты сделал дальше?

— Я тогда, кажется, на нее и лег.

— Где были твои руки?

— На ее руках.

— Что ты делал, когда лег на нее?

— Смеялся и шутил. Я сказал, что больше ее не отпущу. Она тоже смеялась и ползала по мне.

— И что потом?

— Я подполз поближе к ее лицу и сел ей на грудь. Да, я вспомнил, именно на грудь.

— Это было до или после того, как ты ее ударил?

— До.

— Что ты подумал, когда она перестала шевелиться?

— Не помню.

— Говори!

— Когда я увидел, что она не шевелится, то подумал: черт, надо же! Вскочил и побежал назад по дорожке. Я испугался, что у нее с сердцем плохо.

— Где все это происходило?

— У канавы, недалеко от живой изгороди. Я не помню, потому что я ничего этого не делал. Не помню точно.

— То есть ты утверждаешь, что не убивал ее?

— недоверчиво спросил До.

— Я имею право ходить по дорожке… Я не знаю, что произошло!