По следу тигра

— Давай! — орала она во все горло. — Давай, покажи! Что ты мне покажешь, скотина! Я с осени сюда как на работу каждый день прихожу, каждый день с этими суками жирными из общего отдела здороваюсь! «Нет приема»! По заграницам таскаться и на баб у него время есть, а на людей нет! Да я теперь здесь жить буду, если потребуется, и ты меня пальцем тронуть не посмеешь! Сидеть, кому говорю! Ты про закон о рассмотрении обращений граждан что-нибудь слышал? — женщина захлебнулась от крика, закашлялась и прижала сумку к груди, как щит. Все, истерика закончилась, сейчас ей придется плохо. Стражи тоже это почувствовали, и Максим решил, что ему пора вмешаться. Он успел сделать несколько шагов вперед, когда все приняло новый оборот. Заветная дверь распахнулась как-то очень широко и резко (до этого чиновники бочком и робко просачивались в щель), предбанник Стрелковской территории и часть фойе заполнило изысканное общество. Максим отступил немного назад, остановился рядом с дверью, а потом медленно пошел к длинному столу с макетом. Пригнулся, вытащил из-под него пищащий мобильник, нажал отбой, сунул телефон к себе в карман, поднял голову. И встретился взглядом со Стрелковым. Господин полковник выглядел неважно — бледен, но при этом гладко выбрит, темные зрачки чуть расширены, веки припухшие, губы плотно сжаты. Руки держит в карманах кожаной куртки с меховым воротником, под ней — черный костюм с белой рубашкой, новые ботинки чуть поскрипывают при каждом шаге градоначальника. Свита рядом — три человека, еще один или два, непонятно, прикрывают за дверями. Позиция как на заказ — «объект» открыт с одной стороны и уязвим, стопроцентный результат гарантирован. Если бы еще эта тетка убралась с дороги, было бы совсем хорошо. Так нет же — стоит, как вкопанная, между целью и Максимом, шмыгает носом. «Уйди оттуда, ну уйди, пожалуйста», — мысленный посыл Максима не помог, «Макаров» остался на месте. Все, момент упущен — Стрелков отступил к столу охраны и перевел взгляд на женщину. Наверное, так смотрели динозавры, оценивая возникшее на их пути препятствие — съедобно оно или нет. С поправкой на нынешние реалии — чем может быть полезен этот человек. Ах, от него только проблемы? Тогда пошел вон. Стрелков запахнул кожанку, обошел застывшую перед ним заплаканную женщину и в сопровождении охраны направился к лестнице. Дверь за ним закрылась, и фойе заполнили сотрудники администрации, работа у охранников закипела, а на женщину никто не обращал внимания. Она постояла еще немного, потом как была, в обнимку с сумкой, побрела к выходу. Максим выждал немного и пошел следом, толкнул тяжелую створку, побежал по ступеням вниз. Но далеко идти не пришлось — женщина стояла у подоконника на площадке между вторым и третьим этажом, смотрела в окно и вытирала ладонями мокрые от слез щеки.

— По-моему, это ваше, — Максим протянул женщине найденный им под столом мобильник.

— Да, спасибо, — женщина мельком глянула на экран, улыбнулась и бросила телефон в расстегнутую сумку, потом взглянула на Максима.

— Вы видели? Как глупо все получилось, — вздохнула она. — Но я, правда, не знаю, что мне делать. Я обращалась куда только могла, это была моя последняя надежда.

— На него нельзя надеяться, — Максим тоже смотрел в окно, на стволы старых, облепленных с одной стороны снегом берез. — Это не тот человек, кто вам поможет. Что у вас случилось?

Женщина отвернулась, застегнула куртку, намотала ремень сумки на тонкую кисть руки.

— Сволочи они, извиняюсь за выражение, вот и все.

— Совершенно с вами согласен, — поддержал разговор Максим. Он мог произнести еще немало емких, не предназначенных для женских ушей, слов, но делать этого не стал. А в очередной раз предпочел роль участливого и внимательного слушателя. Женщину звали Марина, она жила с пожилым отцом и одна воспитывала сына — шестилетнего Мишку. Еще полгода назад все было почти хорошо: отец получал повышенную пенсию, как ветеран подразделения особого риска, а Марина работала на двух работах сразу. Потом отец тяжело заболел, и почти вся его пенсия теперь уходит на лекарства, врачей и квартплату. Потом закрылся небольшой магазинчик в двух шагах от дома, где Марина работала уборщицей. На вторую — основную работу секретарем-методистом в местном филиале московского ВУЗа — ездить приходилось на другой конец города. Но и это еще ничего, это нестрашно. Там люди оказались отзывчивые, и к Марининой проблеме отнеслись с пониманием. И даже закрывали иногда глаза на ее отсутствие. Но с приходом нового руководителя филиала все изменилось, рабочий день теперь длится строго от и до. Правда, через день. Марина вынесла и это, она делала вид, что все в порядке, и выкручивалась, как могла, до сентября прошлого года. Пока не обнаружила однажды вечером, что у подъезда, где они живут, исчез пандус. А это означало только одно — отныне Мишке отрезан путь на улицу. Выйти, вернее, выехать он не сможет. Миша — инвалид-колясочник, у него ДЦП. Пандус был для мальчишки дорогой жизни, связью с миром.