По слову Блистательного Дома

Мы опять сидели за тем же столом, и опять перед нами стояли наполненные вином кубки, но атмосфера покоя и надежности пропала. Хотя раненых и убитых уволокли, тяжелый дух щедро пролитой крови еще не выветрился. Изрубленные и изломанные лавки и столы уже утаскивали, но стены надолго сохранят следы мечей.

И все же многочисленные сотрудники товарища Бындура проявляли огромную активность, и помещение медленно, но верно начинало приобретать свой прежний медово-аппетитный облик.

Селяне, возмущенные наглостью вломившихся и воодушевленные речью кавалера Андрия, частично отправились вооружаться по домам (оказывается, здесь есть система поочередной мобилизации), а частично, под руководством Баргула, занимались освобождением бойцов Внутренней Стражи от ненужного им теперь снаряжения и последующим погребением этих жертв политических разборок.

Все сидящие за столом были приятно возбуждены. Как известно, у победителей нечасто случается депрессия. Один лишь Бындур уныло поглядывал на разнесенную корчму, очевидно, подсчитывая убытки.

– Не тревожься, друг мой, – положив руку на плечо безутешному кормильцу, проговорил Андрий. – Я возмещу твои расходы.

Лицо Бындура сразу разгладилось и приняло обычное доброжелательное выражение.

– Я, ваша милость, не об убытках думаю, а о крови, что пролилась здесь сегодня. В этих стенах никогда не случалось такого. – Он помолчал. – Тяжкие времена грядут. Тяжкие.

– Не грусти. Сейчас придет наш Тивас и изгонит дух крови из твоего, богами любимого, дома. Да и вряд ли эта кровь сможет зло принести. Пали ведь воины, не колдуны.

– Нет, Хамыц, я не о том. Долго, очень долго люди нашей земли бились друг с другом лишь на ристалищах. И редко до пролития крови. Никому и в голову не могло прийти биться вот так. – Он помолчал, подыскивая слово. – Беззаконно. Эти, – мотнул он подбородком в пространство, – чужие, совсем чужие. Ворваться вооруженными в дом, где дают пищу… – Он беспомощно развел руками. – Не понимаю.

Хамыц с жалостью посмотрел на него.

– Хорошая у вас земля. Плохо будет, если изменится. А чтобы не изменилась, надо погань эту поубить, и все. Ваш этот лорд людей собирает, чтобы этих чужих бить. Ха! И нелюдей собирает. Все вместе пойдем и побьем их. Говоришь, обычай ваш не уважают? Жить захотят и вызнают все обычаи, и уважать их будут, и детям своим, если доживут до них, скажут. В моей земле пословица есть. В чьей арбе едешь, того песню и пой. Хочешь свою петь – пешком иди.

Все заулыбались, вдохновленные предложенным разрешением проблемы. Действительно, что может быть проще.

Кавалер Андрий поднял кубок.

– Рад я, что столь достойные воины и мыслители решили примкнуть к воинству господина нашего лорда Шарм'Ат. Удивления достойны ваши умения. Вы впятером нанесли врагам ущерб наибольший. За вас пью, – и увлеченно задергал кадыком, проталкивая в организм ароматную жидкость.

В корчму вошел один из лагников и навытяжку остановился у нашего стола.

– Прими этот кубок, Олекса, – встретил его кавалер.

Латник аккуратно перелил в себя содержимое емкости, степенно вытер длинные вислые усы, сдал кубок и замер, преданно глядя на начальство.

– Говори, – величественно дозволил кавалер.

– Серых бито воинами Зеленой Лиги трое, в голову стрелами, до отнятия жизни. Гоард на мечи взял шестерых – до отнятия жизни. – Андрий удовлетворенно кивнул головой.

А Олекса тем временем продолжал:

– Один бит магистром Саином безоружно, но до утра не протянет, ибо целитель Тивас говорит, что у него вся требуха в кашу разбита. Двое биты им же ножами в горло до отнятия жизни. Один распорот мечом. Надвое, до отнятия жизни.

Лицо Андрия слегка вытянулось.

– Четверо заколоты магистром Граиком до отнятия жизни.

Олекса слегка перевел дух.

– Четверо биты кавалером Унго секирой до отнятия жизни. Семеро биты стрелами в глаз, до отнятия жизни, кавалером Баргулом, и один стоптан его же конем до отнятия жизни. Один бит в лицо кулаком кавалером Хамыцем. Целитель Тивас говорит, что жить будет. Пока он ему кости расправляет. Молодецкий удар.

Лицо кавалера Андрия серьезно вытянулось.

– Один же бит тобою, твоя крепкость, и кавалером Унго. Целитель Тивас говорит – будет жить. Тебе же, кавалер Унго, он говорит, что если хочешь пленить кого, так больше не бей, ибо на редкость крепкая голова у этого воина. Иная сломалась бы. В гоарде бито четверо. Мыкита ранен тяжко и лежать будет месяц. От Гната пользы с полгода не будет. К родне слать надо. Пусть залечивают голову его буйную. А голова та крепка, как у давешнего с рогами на шлеме. Звездан и Зверко хоть сейчас готовы биться. Селян нетяжко бито семеро. Четверо тяжко. Но все жить будут при хорошем уходе. Двое биты до отнятия жизни. Зря селяне поперед латников полезли. Зря.

– Победа. Тяжкая, но победа. Три десятка врагов выбито подчистую. Примите мою благодарность, воины. Кабы не вы – гореть бы нам всем. Братским костришем бы стала нам «Сладкозвучная корчма». – Кавалер встал, слегка поклонился, сел.

– Плененных в погреб. Найдется погреб, Бындур?

– Найдется. Хотя давно в том погребе никто не ночевал.