Марат видел с увала, как атака кованых десятков Магхара почти увенчалась успехом. Клин воинов вошел уже на длину кобылы в строй низинных, и строй пятился, пятился. Почти рассыпался. Но стоял. Надо было чуть-чуть подтолкнуть. Наступил тот самый момент в битве, когда выигрывает тот полководец, у которого есть что швырнуть на весы судьбы.
У Марата было. Полторы сотни было. И он швырнул.
– Гайда, гайда, – заклекотал старый хищник, и конные сорвались с места. Почти все. Лишь тупой великан с бунчуком обезглавленного Лагмара остался. И сам этот болван фрагментами валялся в траве. Крови не было. Жирная земля жадно впитала ее всю. Без остатка.
И странные люди в черном выставляли тяжелые чаши светильников, тщательно измеряя углы между линиями, на которых те стояли.
Старший арфан досадливо посмотрел вслед уходящей в атаку коннице. И с отвращением сплюнул.
– Пошли-таки, – удовлетворенно сказал кавалер.
– Пошли, – подтвердил седоусый.
Конница врага неслась туда, куда и ожидалось. За несколько десятков шагов до кипящей мясорубки драки небольшая группка всадников натянула поводья, а остальные, десяток за десятком, рухнули в бой, подпереть клин, вбитый в левый фланг. Туда же лезли спасшиеся из-под копыт своей конницы, бежавшие вроде воины. Там уже творилась полная неразбериха. Конные и пешие смешались. Рубились насмерть уже три линии строя. Лишь последний ряд, те самые в белых рубахах, стояли, покачивая хищными клювами топоров.
– Играй. Слева сарай горит.
И впервые с начала боя флейта зазвенела встревоженно. С правого фланга, резко развернувшись, сорвалась с места шеренга Топоров и бросилась к левому.
А наступавшие харсо строй таки продавили. Уже четвертый ряд закружил над головами топоры. Подпертая с тыла конница промяла строй и почти ворвалась в тыл, но, не успев набрать разгон, столкнулась с Топорами. Жуткий вой разнесся над полем. Верховые люто махали клинками, но пешцы, не страшась смерти, лезли под коней, рубили их точеные ноги, секли ребра конным, и трудно было сказать, кто кого превозможет.
– Играй. Сильно горит.
И уже целый ряд клювошлемных кольчужников волной нахлынул на конных и заткнул их телами прорыв.
Кавалер, не отрываясь, смотрел на левый фланг. Дыру заткнули и люто резались, восстанавливая строй.
– Как думаешь? Пора? – спросил он у седоусого.
Тот неторопливо кивнул головой:
– Пора.
Кавалер повернулся к флейтисту. Усмехнулся:
– Играй. Где ты, где ты, друг любезный?
Мараг с яростью смотрел, как нижние восстановили строй, но сделать сейчас уже ничего не мог.
– Ты, – ткнул пальцем в десятника, – пойди, приведи сотенного Черных Ив. Пусть возьмет хоть три десятка. – С полусотней Мараг надеялся пробить все еще растрепанный левый фланг.
И тут над полем зазвенела, перекрывая рев битвы, веселая плясовая песенка. Марат в сердцах сплюнул.
Дети грязи. Что за музыка у них.
– Гляди, сотенный, – пихнул его в плечо один из воинов.
Мараг глянул и похолодел. Там же, слева, из высокой травы вставали всадники. Много. Много тяжелых, доспешных всадников. С длинными копьями. С ловкими в конном бою, хотя и не маленькими, треугольными щитами. На огромных окольчуженных конях. Пара сотен тяжелых конников. Скажете мало? Как бы не так. Неторопливо пошли. Перешли на рысь. Сорвались в галоп. За десяток шагов до харсо уронили копья. И ударили. Не дай вам Бог видеть удар тяжелой конницы. И более того, попасть под него.
Мараг в ужасе видел, как железная лавина ударила во фланг его войска и понеслась. Неостановимая. Тяжелые, залитые сталью жеребцы сбивали сухих горных лошадей, длинные копья вышвыривали из седел изломанные тела, и уже заблестели вспышки мечей, добивая уцелевших, а лавина рвалась, стремительно пожирая серокольчужное войско. Доспешные пошли на рысях, мерно взмахивая мечами.
Впервые люто вскричала флейта и, ответив ей слитным ревом, единым движением вперед шагнул правый фланг, и еще быстрее, чем раньше, засверкав клинками копий, пешие пошли на конных. И те не выдержали. Попятились. Но из лавины вырвалось железное щупальце и перекрыло путь возможного отхода. Началась рубка.
Мараг вздыбил коня, желая швырнуть его на стальных врагов, но кто-то повис на узде.
– Бежать надо, побратим. Смерть там, – рявкнул в ухо старый соратник.
– А здесь бесчестье.
– А там смерть.
Мараг видел, что цепь доспешных не крепка и еще можно пробить ее, вытащить из треклятого кольца хоть сколько-то своих, но предводитель доспешных, кто бы он ни был, понял его мысли. Резкий вопль боевой трубы, и к ним, со свистом, опустив длинные копья для удара, понесся десяток доспешных. Неведомый предводитель не желал рисковать победой.
– Все, – проговорил кавалер, бросив поводья, – все, побратим.
– Не торопись, – ответил седоусый. – Что это?
– Где?
– Там, – указал он на увал.
А там клубилось густое серое облако дыма.
– Я не знаю, – растерянно сказал кавалер. – А что это?
– Не знаю. Но лучше готовься к худшему.
А в поле кипела лютая рубка. Нет ничего хуже в бою, чем окружение. Разве что смерть. Но окружение – это почти смерть.