— Сегодня отсидели половину — двое преподавателей не пришли. Заходил к дяде Антону.
— Вижу, налил бельма! — она рассерженно прошла к окну.
Андрей напился холодной воды из-под крана и плюхнулся на диван. Потом, словно очнувшись, посмотрел на жену. В ситцевом платьице, сшитом ею самой, она стояла к нему спиной с ребенком на руках. По тому, как вздрагивали ее плечи, он догадался, что она плачет. Встал, робко подошел к ней.
— Нинусь, ну что ты? — заговорил он ласково, пытаясь заглянуть в ее лицо.
Пряча слезы, она отвернулась от него.
— Ну чего ты? — не унимался он. — Ну выпил, ну и что? Подумаешь, какая оказия!
— Не сегодня-завтра новую квартиру дадут, — сказала она, всхлипывая. — Люди мебель покупают, а у нас ничегошеньки нет, одни твои голуби да голубятня.
— Ты голубей не трогай, они тебе не мешают. А мебель — ерунда… Купим. Переедем на новую квартиру, поступлю на завод, порядок будет, — успокаивал он.
— Давно пора! — сказала она с обидой. — У нас на заводе фрезеровщики легковые машины имеют. А ты…
Он скривился:
— Ты про машину брось, на что она тебе? Я лучше одену тебя, как барыню.
— Сам ходишь, как нищий. Срамота смотреть!
— Оденусь сам и тебя одену, — сказал он твердо. — Вот увидишь, только дай переехать на новую квартиру.
Она на руках качала ребенка. Видя, что он засыпает, положила в кроватку. Вытерла слезы, села на диван, стала расчесывать волосы.
— Нет, Андрей, тебе не справиться… — успокоившись, грустно проговорила она.
— С кем не справиться? — сказал он, радуясь, что она перестала плакать.
— С глоткой своей — вот с кем.
— Ерунда… Я не алкоголик… — пробормотал он.
— Не алкоголик, а прикладываешься не меньше. — В ее больших голубых глазах снова заблестели слезы. Положила расческу, безнадежно махнула рукой: — Ложись-ка лучше спать.
Она подошла к кровати, разобрала ее. Принесла таз с водой и поставила перед ним.
Он вымыл ноги. Задумчиво выкурил папироску. Разделся, погасил свет, забрался под одеяло. Нина лежала к нему спиной. Он хотел обнять ее. Она отбросила руку:
— Не переношу запаха сивухи!
Он повернулся на спину, вздохнул.
— Ерунда, все ерунда… — больше для самого себя, чем для нее, сказал он и потом еще долго повторял это в мыслях, пока наконец не заснул.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Порывистый осенний ветер гнул верхушки деревьев, сорванные листья кружились в воздухе, падали на крыши домов, устилали дорожки. На вершине голой липы сидела ворона. Она балансировала на ветке и каркала. Сюда, в захолустное местечко с деревянными домиками и сарайчиками, со всех сторон врывалось строительство. Дизельные тракторы, бульдозеры с ревом сгребали в кучу ветхие постройки. Маячили башенные краны, высоко в воздухе, подвешенные на тросах, плыли огромные плиты, балки, панели.
Земля была искорежена гусеницами, шинами машин. На подошвы налипала грязь, ботинки становились тяжелыми. Миновав строительство, Иван вытер запачканную обувь о траву, прибавил шаг и вскоре выбрался на магистраль, по которой мчались автомобили. Его мысли были заняты мастерской. Он проработал здесь ровно месяц и успел сблизиться и сдружиться со многими. Ему хотелось остаться тут совсем, а это означало, что сегодня, с окончанием месячного испытательного срока, он должен зайти к Кочкареву и поговорить с ним.
Между тем, сам того не замечая, он ступал уже по черному до блеска отшлифованному граниту институтской лестницы. Увидев в нем свое отражение, бросился в коридор перевешивать табельный номерок. По тому, что и у табельной доски, и в коридоре было пустынно, догадался, что опаздывает. В минуту проскочив двор, он, весело поздоровавшись с ребятами, уже стоял у своего стола и натягивал халат.
На верстаке лежали заготовленные с вечера полоски металла, которые надо было разрубить на части. Он взял зубило и молоток и так же, как и вчера, с азартом принялся за дело. Комната наполнилась звоном, из-под зубила летели искры. Вместо перекура, поразмыслив, он отправился к Кочкареву, решив поговорить с ним по душам. В кабинете с единственным небольшим окном, заставленным домашними цветами, было полутемно. Кочкарев сидел в кресле и распекал сидящего напротив него жестянщика Москаленко, худенького шестидесятилетнего старичка.
— Почему не изготовил вентиляционные трубы? — строго спрашивал Кочкарев.
— Я бы выполнил задание, если бы был материал, — спокойно отвечал Москаленко.
Никанор Никанорович переложил с места на место лежавшую перед ним папку.
— Мне известно другое — на складе полно материала, — повысил он голос.
— А я разве говорю: нет? — Москаленко вместе со стулом пододвинулся к столу, поставил на него локти. — Материалу много, да только жесть, а какой дурень будет гнуть из нее трубы? Жесть, на что она идет? Воронку согнуть или банку яку, а вы — трубы… На трубы нужно кровельное железо, а его на складе нема. — Он снял руки со стола и скрестил их на груди.
Кочкарев не любил, когда рабочие разговаривали с ним запанибрата. А это был именно такой случай. Он сердито думал, какую бы похуже подобрать старику работу.
— Ладно, — мрачно сказал он, — оставим трубы, есть срочное дело.