По старой дороге далеко не уйдешь

— Коньяк с ханкой перепутал, три косточки за три звездочки посчитал, — съязвил Ремизов. — Смотри, жену не перепутай, попадешь к другой — глазунью состряпает.

Лисенков затрясся от хохота. Достав платок, он вытер выступившие от смеха слезы. Умильно посмотрел на Петухова.

— Душа у тебя, Сеня, широкая, все для товарищей делаешь.

— А то как же? — ответил тот, вновь наполняя стаканы.

— Да-а, дружба — это все, — сказал Лисенков, — ради нее надо на все идти.

— Мы так и делаем, — пьяно отозвался Куницын.

В отличие от своих приятелей Ремизов не был особенно пьян.

— А что такое дружба? — спросил он, в упор глядя на Лисенкова.

Тот стал загибать короткие толстые пальцы:

— Дружба деньги делает, от нищеты бережет, друзей выручает, врагов побеждает. Вот что такое дружба!

— Понятно… — мрачно сказал Ремизов и залпом выпил стакан.

Куницын закусил зубами папироску и, похлопывая по карманам, стал искать спички. Петухов поднес ему свою и, словно невзначай, спросил:

— А чья это у вашего дома стоит легковая машина?

— Кажись, инженера одного. — Прикурив, Куницын с сожалением оглядел опорожненные бутылки.

— Его что, дома нет? — не отставал Петухов.

— Намедни в командировку уехал.

Петухов сделал удивленное лицо:

— Скажи, в глухом переулке без надзора стоит машина! На ловких разуть ее — пять минут. — Он поглядел на Куницына. — А шины сейчас… Я бы, например, по рыночной цене сразу деньги на бочку выложил, вдобавок пьяным напоил. — Он провел ребром ладони по горлу. — Во как нужны скаты! Мои-то, сами видели, лысые. А дела-то — пять минут.

— За пять минут четыре колеса не снимешь, — не зная, что возразить, проговорил Куницын.

— Одному, может, и не разуть, а вдвоем: минута — и колесо у нас. Это я хорошо знаю. Сам снимал.

— Со своей или с чужой машины? — прищурившись, спросил Ремизов.

Петухов пожал плечами:

— Не все ли равно — с какой? Я говорю: дела-то — минута.

— А по-моему, разница существенная, — сказал Ремизов.

— Д-а-а, — мечтательно протянул Лисенков. — На новых скатах можно в любой город махнуть. Выбраться на лоно природы, с хорошими бабами устроить пикник. Или на рыбалку. А то за грибами всей компанией. Я люблю компанию.

— Я тоже люблю компанию, — Ремизов взял папиросу из пачки, помял пальцами. — Но не всякую.

— Зачем всякую? — засмеялся Лисенков. — Свою компанию. Я, да ты, да он, — кивнул он в сторону Куницына. — Разве плохая компания? Ребята свои…

Ремизов чиркнул спичкой, зажег папиросу и, затянувшись, тяжелым, сумрачным взглядом посмотрел исподлобья на Лисенкова:

— Я бы на вашем месте нас с Куницыным в компанию не принимал.

— Это почему же? — насторожился тот. — Вы же чудеснейшие ребята! — Он покачал головой: — Плохо о себе думаешь, Андрей.

— Я-то ладно, другие так думают, — накаляясь сказал Ремизов.

— Чудишь, — Лисенков деланно улыбнулся.

— Не знаю, кто чудит. — Ремизов вдруг достал из кармана деньги, которые занимал у Лисенкова, кинул их на стол и встал. — Спасибо за компанию, за все прочее. — Он положил Куницыну руку на плечо. — Поехали.

Они стали спускаться по лестнице. Ремизов шел в хмуром молчании.

— И кто мог подумать? — сказал Куницын, когда они вышли из подъезда. — На воровство гады подбивают.

— Так просто у них ничего не бывает, — процедил сквозь зубы Ремизов. — Хорошо, что гладко обошлось. Были бы в пивной, тому и другому в морду бы заехал. — Он остановился в нерешительности. — Что же делать? Ехать домой в таком виде? Что скажет жена? — Андрей наморщил лоб, соображая, куда бы податься. — Стоп! — воскликнул он и потянул за собой Куницына. — Поехали…

Они отправились к старому знакомому Андрея, голубятнику дяде Антону, железнодорожнику, ремонтнику вагонов. Андрей тоже держал голубей и с малых лет прямо-таки боготворил дядю Антона. До армии все свободное время проводил у него. А теперь давно уже не заглядывал, хотя жил рядом.

Андрей сидел в автобусе, вспоминая детские годы. Когда он был еще совсем маленьким, дядя Антон подарил ему пару белых как снег голубей. Помог соорудить голубятню. Вскоре голубка отложила яйца и вывела двух детенышей. Андрей из школы сразу бежал к ним. Влезал на голубятню, любовался птенцами, ухаживал за ними, кормил, не жалел денег на корм, экономя на мороженом и кино. А голубиное племя разрослось. Не успели научиться летать первые птенцы, как на свет появились два новых. Потом дядя Антон подарил ему пару крестовых. Андрей, стал настоящим голубятником. Понимал в голубях толк, ездил на Птичий рынок, обменивал их, отводил с ними душу. И душа была чистой, нежной, без пятнышка.