По старой дороге далеко не уйдешь

— Хотелось знать, что он со мной сделает, уж больно любит людей запугивать. Другой бы сказал: в рабочее время посторонними вещами заниматься нельзя, и все бы тут… Нет, этот хочет, чтоб одного его вида боялись, насупит брови — дрожи. Ну, голубчик, не на таких нарвался: мы не лошади, и кнут нам показывать незачем.

«Вот оно в чем дело», — подумал Иван, приглядываясь к Ремизову. Одет он был небрежно: ботинки с обшарпанными рыжими носами, серые брюки в масляных пятнах, на глаза нахлобучена кепка с коротеньким козырьком.

Они разговорились. Иван узнал, что Ремизов работает в мастерской полгода, и удивился, когда тот сообщил, что учится в девятом классе вечерней школы.

— В инженеры думаешь?

— Где уж там! — махнул Андрей рукой. — Хоть бы десятилетку дотянуть.

В коридоре раздался сердитый окрик Кочкарева, а вслед за ним чей-то оправдывающийся тонкий голос.

— Опять кричит, — сказал Ремизов.

— На кого это он?

— Да тут на одного парнишку, Павла Голубенко. Отец у него погиб на фронте, мать больная. Он окончил десятилетку, работает и учится в вечернем институте… Никанор сегодня не в духе, будет теперь орать на всякого, ему только поддайся.

Иван спохватился: надо скорее оборудовать верстак, установить тиски и приняться наконец за работу, по которой он сильно соскучился. Они с Ремизовым вышли из кладовой.

В проходе около тумбочки стоял худощавый юноша в очках и рассеянно вертел в руках вороток.

— Голубенко! — крикнул Ремизов. — За что это тебя отчитывал Кочкарев?

Тот поднял голову и недовольно посмотрел на Андрея. Видимо, вопрос был ему неприятен.

— Так… — ответил он уклончиво.

В его глазах было столько неподдельной грусти, что Буданов посочувствовал парню. Однако дело не ждало. Он потрогал громадину верстака — тот качался. Надо было закрепить «тело».

Из-под верстака он вылез пыльный и потный, но вполне удовлетворенный. Отряхнулся, привел себя в порядок и с помощью того же Ремизова выписал инструмент.

Через несколько минут он был у Кочкарева в кабинете. Тот сидел за столом. Увидев новичка, изобразил крайнее недоумение: обычно, когда рабочие в первый раз выходили на работу, весь день тратили на оборудование верстака, выписку инструмента, а этот явился, не дав заведующему хорошенько подумать, какую поручить ему работу. Он достал пачку эскизов, просмотрел ее, потом поднялся и повел Ивана в мастерскую. Тот следовал за ним, поглядывая на блестящие задники новых ботинок, на стрелки тщательно отутюженных брюк Кочкарева. «Никчемное пижонство, игра в респектабельность», — неприязненно подумал он.

Пройдя участок станочников, они остановились в прилегающем к нему помещении, служившем подсобной кладовой. Тут было навалено много материала, латуни, железа, алюминия, валялись различные обрезки. Кочкарев снял со стены моток толстой проволоки величиной с автомобильное колесо, стал объяснять, как и что делать.

Буданов заглянул в эскиз: работа была проста и поэтому не представляла для него интереса. Но это было его первое задание, и ему хотелось сделать все быстро и хорошо.

На эскизе была изображена подставка под растущие подопытные растения. Она походила на небольшую проволочную башенку, схваченную по окружности несколькими металлическими кольцами. Ему предстояло изготовить сто таких подставок.

Думая одолеть их быстро, Иван поступил совершенно противоположно тому, как объяснил ему заведующий. Он не стал гнуть каждое кольцо по отдельности. На токарном станке навил несколько гигантских пружин, взял зубило и, усевшись на полу, стал разрубать пружины на отдельные витки. После каждого удара молотка витки отлетали и раскатывались по мастерской. Собрав их, Иван нанизал витки на проволоку и, взвалив на спину, отправился на сварку.

Он работал так увлеченно, что не замечал, как летело время, ничего не видел и не слышал. Раскрасневшееся лицо его блестело от пота, а руки действовали, как автомат: через каждые две минуты они сбрасывали на пол готовую подставку. Он ставил их одна к другой. У стены вырос ряд, потом второй. Вскоре подставками была заполнена вся сварочная. Тогда Иван начал ставить один ряд на другой. Неожиданно явившийся Ремизов, увидев целые пирамиды из прутьев, ахнул:

— Другому на неделю бы хватило! — Помолчав, добавил: — У нас ведь не сдельщина, так что особенно не горячись. Другим не понравится: выхваляешься, скажут.

Но что бы ни говорил Ремизов, он не мог испортить настроение Ивану. Всякий раз, добившись успеха, Буданов испытывал настоящее наслаждение. Теперь ему тоже было приятно показать Кочкареву свою работу.

Тот, возможно, и не зашел бы в сварочную, если б ему не повстречался Ремизов, который, позабыв об утреннем инциденте, схватившись за голову, воскликнул: «Что там натворил новенький!» В сварочной не все отвечало требованиям техники безопасности, поэтому первой мыслью Кочкарева было: несчастный случай! В несколько прыжков он оказался там. Увидев готовую продукцию, наваленную чуть ли не до потолка, оторопел.

— Каким это образом вам так быстро удалось? — Взгляд его упал на деревянное приспособление. — А это что такое? — строго спросил он.