По старой дороге далеко не уйдешь

Раиса Ивановна Руднева с интересом смотрела на Буданова, ей нравился этот рабочий с простым одухотворенным липом. А как страстно, смело он говорит! Молодец! Вначале она записывала отдельные мысли его речи, но, увлекшись, забыла об этом и, вся подавшись вперед, ловила каждое слово Буданова.

Сидевший с ней рядом Александр Максимович Уверов при каждом новом аргументе Буданова одобрительно кивал головой.

Голубев смотрел на него с тем любопытством, с каким смотрят на что-то редкое.

— Вы, Никанор Никанорович, запрещаете рассуждать и мыслить, — сказал Буданов, в упор глядя на Кочкарева. — По каким это вы законам действуете? Пора с этим кончать… Хотите работать — перемените характер, измените отношение и к нам и к делу. Будет трудно — мы вам поможем. А так, сами понимаете, какой из вас руководитель?

Иван сел на свой верстак. Ему как-то сразу стало легко после того, как он высказал все, что наболело на душе.

Поднялся Москаленко. По тому, как дрожала его худая рука, чувствовалось, что он волнуется. Лицо старика было строгим.

— Сорок лет работаю, — начал он тихим голосом, — пять сыновей вырастил, везде мне верили, а этот… — он кивнул на Кочкарева. — Только я положу молоток, перестану стучать, как он уже бежит смотреть, почему я перестал работать. — Он хотел добавить еще что-то, но безнадежно махнул рукой и разобиженный сел на свое место.

Потом говорили Ремизов, Куницын, Голубенко, и картина прояснялась все больше.

Для Уверова все, что он услышал на собрании, было полной неожиданностью. В душе он чувствовал, что рабочие правы. Но он предпочел не торопиться с выводами. Надо не спеша во всем разобраться, а не рубить сплеча.

Он медленно встал.

— Нет основания не верить словам, высказанным здесь в адрес Кочкарева. — Он провел рукой по седеющим волосам, продолговатое, с тонкими чертами лицо его было возбуждено. — Вам, Никанор Никанорович, следует учесть: если так будет продолжаться, произойдет катастрофа. Катастрофа лично для вас, — подчеркнул он. Размеренный тон говорил о его сдержанности.

Уверов не хотел преждевременно разжигать страсти, поэтому он наклонился к Никанору Никаноровичу и тихо сказал ему, чтоб тот в заключительном слове не лез в драку.

Раиса Ивановна, взволнованная собранием, тоже хотела выступить и как следует отчитать Никанора Никаноровича, но Уверов остановил и ее: предложил поговорить с Кочкаревым наедине, в его кабинете, а не при всем честном народе.

Голубев от выступления отказался, и председатель предоставил заключительное слово Кочкареву.

Никанор Никанорович тяжело поднялся, глядя себе под ноги, подошел к столу.

— Я не против критики, — начал он, — но в том, что говорил Буданов, надо разобраться. — Он повернулся к президиуму. — Во-первых, шкаф… Действительно, по разрешению главного инженера в столярной мастерской из отходов был изготовлен кухонный шкаф. Делали мне его рабочие в неурочное время. Я заплатил им за это деньги. Из своего кармана. Что касается замков, изготовляемых Петуховым, то вы знаете, что он исправляет и изготовляет замки для нужд института. Ничего нет удивительного, что он оказал нам услугу: сходил на завод, где раньше работал, отобрал бракованные детали и принес, чтоб использовать для дела. — Кочкарев помолчал, потом через силу улыбнулся. — Уголки? Не знаю, стоило ли об этом говорить? Человек заготовил уголки… Откуда Буданов взял, что для аквариума? У нас проходит уйма дюралевых уголков для разных нужд. Нехорошо было бы отбирать у человека детали, над которыми он уже работал…

Несколько секунд Никанор Никанорович помедлил и затем продолжал уже более уверенно:

— Я не знаю, почему каждое мое требование у некоторых вызывает обиду. Рисуют меня бездушным администратором, а я еще и взысканий ни на кого не накладывал. — Он приложил руку к сердцу: — И, откровенно говоря, не люблю это делать. Что же касается моих замечаний, без этого, вы сами понимаете, нельзя… Теперь насчет недоделок и переделок. У нас не «серийка», а экспериментальное дело. Приходится ломать голову… Я не конструктор, да и у конструкторов бывают ошибки. На них, как говорят, учатся…

«Изворачивался или говорил правду?» — думал Уверов, глядя на шумно расходившихся рабочих. Когда мастерская опустела, он пригласил Раису Ивановну и Никанора Никаноровича в свой кабинет, чтобы обсудить случившееся в узком кругу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

После собрания рабочие группами выходили из мастерской, оживленно обсуждая выступления. В темноте вспыхивали спички, светились огоньки папирос. Небо было заволочено тучами, сеял мелкий дождь.