В Кенне есть две церкви, одна — простая греческая, а другая — францисканская, представляющая археологический интерес. В первой толстый греческий священник с готовностью показывает две каменные урны, по его словам, это и есть сосуды, в которых на празднике совершилось чудо преображения воды. Полагаю, одна емкость — это крестильная купель XVIII века, а другая, насколько я могу судить, не старше XVI века. Если выразить сомнение по поводу этих реликвий, священник лишь пожмет плечами. Самое лучшее, что можно о нем сказать, — что он, вероятно, сам верит в это предание.
С другой стороны, францисканская церковь весьма интересна. Она построена на месте древней церкви, которая стояла здесь в 726 году н. э., и традиция гласит, что именно здесь и происходил брачный пир. Францисканцы, обладающие острым взглядом и чутьем на настоящие реликвии, предположили, что руины старой церкви лежат ниже уровня почвы, и в 1641 году начали переговоры о приобретении данного участка. Двести пятьдесят лет спустя они получили наконец разрешение возвести здесь часовню! Терпение — одна из безусловных добродетелей францисканцев в Святой Земле.
Один из братьев провел меня под хорами в темную крипту, в которой сохранилась старинная цистерна, а также еврейский кувшин, действительно невероятно старинный: в этом маленьком музее представлен целый ряд объектов римской эпохи, найденных при раскопках, включая византийские мозаики и монеты Константина Великого. Нет сомнения, что францисканцам удалось найти византийскую церковь, стоящую на месте проведения брачного пира.
Дорога сворачивает, огибая Кенну, и ныряет в просвет между холмами. Странная, седловидная гора вздымается слева. Она известна как Рога Хаттина: в ее тени Саладин разбил крестоносцев и подвел черту под восьмидесятивосьмилетним существованием Латинского королевства Иерусалима.
Внезапно в тысяче футов внизу видишь ярко-голубую ленту. Это первое впечатление о Галилейском озере. Как со дна горного ущелья можно, подняв голову, увидеть голубую полосу неба, так и здесь, глядя вниз, замечаешь далекую голубую полосу воды, обладающей небесной синевой. Первый взгляд на Галилейское озеро — одно из самых священных воспоминаний о Палестине.
С этого места дорога непрерывно идет под уклон. Воздух становится более жарким. Сразу вспоминаешь о жаре долины Иордана. Продолжая спуск в горячую впадину, в конце пути — в семистах футах ниже уровня моря — оказываешься в тени пальм, среди зелени, возле голубого озера и белых крыш Тиверии.
Маленький отель в Тиверии стоит рядом с озером. Из своей комнаты я мог смотреть вдаль, над плоскими крышами домов и сквозь ветви эвкалиптов, на полосу голубой воды, окаймленную горами, такими же голыми и того же лилово-розового цвета, как Моавские горы в Иерихоне. В номере было душно и жарко, но, в отличие от сухой, безветренной жары Мертвого моря, здесь дует легкий, смягчающий погоду бриз с озера — недостаточно сильный, чтобы шевелить кроны пальм, но способный волновать листья эвкалиптов.
Я выяснил, что, прибывая в палестинский отель, следует подняться по правой лестнице до самого верха. Там всегда есть плоская крыша, с которой открывается отличный вид на город — где бы вы ни находились. Я вышел на широкую, как теннисный корт, площадку, столь ослепительно-белую, что пришлось сразу же надеть темные очки. А затем взглянул на Тиверию.
Я увидел сотни белых домов с плоскими крышами, сбегающих вниз по плавному склону холма и образующих художественный беспорядок на берегу озера. Небольшие белые купола чередовались с прямоугольным единообразием жилых домов. Тут и там высились минареты, подобные по форме грузинским перечницам, они издалека видны над куполами и плоскими кровлями. Одна темная и узкая главная улица пересекала множество переулков, и эта единственная улица была переполнена мужчинами и женщинами, детьми, ослами и верблюдами. За городом виднелись высокие зеленые горы, на склонах которых белело несколько домиков.