По стране Литературии

В 1910 году на международном съезде акушеров и гинекологов было сказано, что «по полноте, научности, современности и оригинальности труд этот мог бы занять почетное место в любой литературе».

Приведем несколько любопытных отрывков из этой книги, вышедшей свыше 200 лет назад:

«Природа, разделив все племя человеческое на два пола, влила в оба некоторую неизвестную и умом непостижимую силу, коея главное и первейшее действие состоит в естественном врожденном желании, всех и каждого побуждающем к взаимообразному друг друга исканию и люблению. Сия столь удивительная природы сила явственно починает действовать в то время наипаче, когда мущияы достигают совершеннолетнего юношеского возраста, а у девиц — когда месячное кровотечение в первый раз починается».

«Млеко в сосцах рожениц есть не что иное, как питательный, здоровый, весьма нужный и полезный сок, для вскормления новорожденного младенца более всякой другой пищи и лекарств способствующий».

А вот стихотворный эпиграф ко второй части «Науки о бабичьем деле»:

Когда дитя в родах из матерней утробы,
Рождайся на свет, не сыскует свободы,
Когда оно никак родиться не возможет--
Тогда искусна бабка страдальцу да поможет!

Велики были познания Амбодика и в области ботаники. Он даже позировал с листом гербария в руках для единственного сохранившегося его портрета и был автором книги «Первоначальные основания ботаники, руководствующие к познанию растений» (1796). Его «Новый ботанический словарь» выдержал в короткое время два издания.

Последние годы жизни Н. Максимович-Амбодик был консультантом при родильном доме Калининской больницы. Умер он в 1812 году, 68 лет. Могила его не сохранилась; неизвестно даже, на каком кладбище его похоронили...

ЗАПИСНАЯ КНИЖКА ВОЛЬТЕРА

Екатерина II гордилась своей дружбой с выдающимися деятелями французского просвещения — Дидро, Вольтером и в течение ряда лет вела с ними оживленную переписку, прикидываясь сторонницей их вольнодумства. Те, в свою очередь, восхваляли ее, как представительницу «просвещенного абсолютизма».

Еще при жизни Дидро, в 1765 году, она приобрела его библиотеку, оставив ее в распоряжении владельца, и назначила его библиотекарем с выплатой жалованья на 50 лет вперед.

После смерти Вольтера, в 1778 году, Екатерина решила, в пику всем, кто недооценивал философа на его родине, увековечить в России его память, и написала своему агенту в Париже барону Гримму: «Если возможно, купите библиотеку Вольтера и все, что осталось от его бумаг, в том числе мои письма. Я охотно и щедро заплачу его наследникам, которые, вероятно, не знают этому цены. Я устрою особую комнату для его книг».

Из этих строк видно, что личная симпатия к своему апологету сочеталась у «Семирамиды Севера» (как называл ее Вольтер) с политическими соображениями: ей хотелось изъять от будущих издателей свои письма к философу, где кое-какие европейские монархи нашли бы строки, которые им было бы весьма неприятно прочесть.

Племянница и наследница Вольтера, вдова Дени, согласилась продать русской царице всю библиотеку дяди, его рукописи и кое-что из обстановки его кабинета за солидную сумму — в 50 тысяч экю — втрое больше, чем было уплачено за библиотеку Дидро. Сохранилась ее расписка в получении этой суммы, составлявшей по тогдашнему курсу 30 тысяч рублей золотом.

Задумав построить в Царскосельском парке точную копию дома, где жил Вольтер в своем поместье Ферне, Екатерина приобрела также план этого поместья и искусно выполненную модель дома, но замысел остался неосуществленным.

Осенью 1779 года в петербургский Эрмитаж было доставлено множество больших ящиков, проделавших со специальным провожатым долгий и длинный путь: сначала сушей от Парижа до Любека, а оттуда — на корабле до Петербурга. В этих ящиках было около 7 тысяч книг и 37 фолиантов переплетенных рукописей.

Однако писем Екатерины там не оказалось: ими успел завладеть Бомарше и быстро их издал, причем императрица потребовала представить ей эти письма для цензуры и, по-видимому, успела изъять из них все, что не хотела предавать огласке.

В Эрмитаже библиотека Вольтера хранилась обособленно, доступа к ней не имел почти никто. Из русских за всю первую половину прошлого века туда был допущен, по особому разрешению царя, лишь один Пушкин, которому были нужны уникальные материалы, использованные Вольтером, когда тот писал «Историю русской империи при Петре I» (пять томов рукописей относились к этой эпохе, которою, как известно, решил заняться и великий русский поэт).

После смерти Пушкина министр императорского двора отдал распоряжение от 31 мая 1837 года: «Книг из Эрмитажной библиотеки никому, кроме членов императорского дома, не давать, а имеющим надобность в ученых изысканиях дозволить заниматься в самой библиотеке, делая нужные выписки, не дозволяя, однако, ни читать книг из Дидеротовой и Вольтеровой библиотек, ни делать из них выписки».