По окончании Московского университета он вернулся в родной Симбирск и в 1834—1835 годах служил там в канцелярии губернатора. Молодой человек часто посещал тогда семейство Рудольф, где были две сестры-девицы. Старшая, Аделаида Карловна, очень нравилась Гончарову своей серьезностью, начитанностью, светлым умом. Он проводил в разговорах с нею целые часы, она поражала его силой воли и характера. Ее черты воспроизведены в одной из героинь «Обрыва» — Вере.
Младшая, Эмилия Карловна,— беззаботное, веселое существо, любила заниматься хозяйством, кормить кур и коров. У ее потомков долго хранился календарь, на котором Гончаров сделал надпись: «Кузине миленькой, кузине маленькой, кузине, пьющей молоко». Вторая героиня «Обрыва», Марфинька, очень напоминает Эмилию Карловну.
Гончаров совершал с обеими сестрами долгие прогулки, проводил в их доме целые вечера. Их общество скрашивало ему унылую, однообразную провинциальную жизнь, и он очень им дорожил.
Когда в конце 1835 года будущий писатель уехал в Петербург, чтобы продолжать службу уже в департаменте внешней торговли, между ним и Аделаидой Карловной завязалась оживленная переписка. Но когда через несколько лет сестры посетили его в столице, он, как вспоминает жена его племянника Е. А. Гончарова, принял их довольно сухо и дал понять, что в глухой провинции отношения между людьми — одни, а в Петербурге — другие, что молодость прошла и, как гласит латинская пословица, nоn bis in idem — ничто не бывает дважды...
Однако это не помешало сестрам Рудольф начать спустя много лет вторую жизнь на страницах «Обрыва».
ЗВЕЗДА СКАТИЛАСЬ.
В русской поэзии есть имена, промелькнувшие, словно метеор, оставив яркий, но мгновенно погасший свет.
К ним относится имя Надежды Григорьевны Львовой (1891—1913).
Знавший ее в дни своей юности И. Эренбург посвятил ей в своих воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» несколько теплых строк: «Это была милая девушка, скромная, с наивными глазами и гладко зачесанными назад русыми волосами. <...> В 15 лет она стала подпольщицей, в 16 ее арестовали, в 19 она начала писать стихи, а в 22 года застрелилась».
Имя Н. Г. Львовой, начиная с первых ее шагов в литературе и кончая последним днем ее короткой жизни, неразрывно связано с именем В. Я. Брюсова, который первым заметил ее талант и одобрил ее стихи.
Их знакомство началось с того, что весной 1911 года Львова обратилась к поэту с робким письмом, где просила дать отзыв о ее первых поэтических опытах.
Нет ничего удивительного в том, что она это сделала. Близившийся к своему сорокалетию Брюсов достиг полной творческой зрелости, выпустил шесть сборников стихов, пользовался широкой известностью. Имя его имело большой вес, он руководил литературной частью журнала «Русская мысль». Молодые поэты, естественно, стремились узнать его мнение об их стихах и, если возможно, получить от него напутствие.
Незаурядность поэтического дарования двадцатилетней девушки привлекла внимание Брюсова. Он поместил ее стихи в «Русской мысли» рядом со стихами Блока, помог ей печататься и в других журналах, посвятил ей стихотворение, которое в рукописи носило название «Начинающей». В нем поэт писал:
Н. Львова была быстро принята в избранный круг московских литераторов. «Ее талант расцветал в исключительно благоприятных условиях, и первые шаги на пути к славе не были ознаменованы мучительными разочарованиями, связанными с долгим и тщетным ожиданием ответа из редакций, с которым неизменно сопряжены все первые попытки начинающих»,— будет сказано в некрологе.
В 1913 году вышел первый сборник стихов Львовой «Старая сказка» с предисловием Брюсова, где, однако, не было ни слова ни об авторе книжки, ни о ее содержании, а говорилось лишь о поэзии вообще и о том, какими качествами должен обладать настоящий поэт.
Это были очень лиричные, очень искренние и очень горькие стихи. В них доминировали минорные ноты неразделенной любви.
Причиной надлома в душе поэтессы было ее глубокое чувство к Брюсову. Ученица полюбила учителя, хотя тот был старше на восемнадцать лет. В архиве Брюсова сохранилось свыше ста писем Львовой к нему. Во многие конверты были вложены стихи. С самого начала и в письмах и в стихах звучит мотив обреченности:
Даже счастье связано для нее с мукой: