По строкам лавандовых книг. Часть 2

Размытость реальности развеивается как дым и всё вокруг приобретает звук и картинку. Вокруг нас с оторопевшими лицами собралась публика. Все замерли с открытыми ртами, среди зрителей и Мила, она держит картонный стаканчик чая заботливо прикрывая его крышкой. Мне стыдно. Румянец на щеках перекидывается настоящим огнем. Чувствую себя идиоткой. Вокруг шумно, а Прим говорил очень тихо, уверена, что никто не слышал нашу болтовню, зато могу представить, как глупо мы выглядим со стороны. Особенно я. Можно надумать себе ни есть что.

– Организатор приехал. Пора начинать, ― не унимая улыбки сует мне в руки чай Мила.

Она поворачивает к себе стул вместе со мной, наносит на ватный спонжик прозрачную жидкость с цветочно-косметическим запахом и принимается вытирать им моё лицо. Надеюсь, это средство снимет позорный румянец с щек.

Сегодня мы снимаем ненастоящий политический ролик, только фоновую презентацию для нашего эффектного выхода перед военачальниками и спонсорами ОНР. Около дюжины детей актеров в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет переодели в костюмы камуфляжного цвета с нашивками как у солдат Патриума. Нам тоже достался образец отдаленно напоминающий форму, в которой не так давно мне приходилось бегать по лесу.

В этой ненастоящей форме трудно дышать. Воспоминания, в образе мелькающих перед глазами картинок из жизни в строю рядовых, душат чувством страха. Пытаюсь вдохнуть на полные легкие, но в них нет места, будто я под водой. Повторяю, про себя заученную считалочку где нужно короткими фразами описывать факты, из жизни – это помогает сконцентрироваться и упорядочить память, таким образом успокаивает воспаленную психику. Стараюсь успокоиться, спустить с легких воду и дать кислороду заполнить предназначенное ему место.

– Меня зовут Лаванда Мейсон. Мой дом Литор. Я больше не рядовая Патриума. Прим жив. Прим меня ненавидит, ― еле шевеля губами шепчу себе под нос.

На пятом круге повторов, легкие сдают позиции и я снова дышу. Мою отдышку, к счастью заметила только Руд и решила, что это головокружение из-за того, что мы пропустили обед.

Худощавые мальчишки, что должны изображать армию Патриума вызывают смех и жалость. Кто вообще поверит, что полутораметрового хиляка возьмут на фронт? Да его бы сдуло ветром ещё на первой строевой перед завтраком за забором военной части. Моё тихое хихиканье дружелюбно поддерживает Мила, а Каликс то и дело кидает на меня косые взгляды. От его пристального взгляда я даже в многолюдном павильоне чувствую себя, как солист на сцене, которому направили в лицо прожектор в тёмном зале.

К счастью, все сцены снимают, как бы со стороны. Сегодня нет никаких диалогов и текста, а ещё не нужно изображать что-либо на камеру, просто делаешь вид, что её нет. Организатор даёт команды и комментирует действия, а я должна повторять. К примеру: стоишь в левом углу, поднимаешь взгляд вверх, проводишь взглядом летящий самолет и бежишь вправо. Пока что кино мне дается куда легче чем театр. Бездумно выполнять команды из серии сели–встали–побежали у меня получается не хуже, чем у ученой пограничной собаки. Не обращать внимания на камеру тоже несложно, гораздо сложнее не обращать внимание на Каликса и его маниакальную слежку за каждым моим движением.

Прим не подходит ко мне и близко, даже не смотрит в мою сторону. После разговора за гримерным столиком мне стыдно смотреть ему в глаза, я вела себя как двенадцатилетняя дура, но всё равно жутко бесит его хладнокровие по отношению ко мне. Когда он успел стать таким черствым циником? Он хамит, унижает меня на глазах у других, а потом прижимает к стулу и даже глазом не ведет. Наверное, он был таким всегда, вот только такое отношение не распространялось на меня, поэтому я и не замечала.

В обед заботливая эфор выдает нам к чаю пончики, половина из них со сгущёнкой, а другие с клубничным джемом. В принципе, я ем любую еду, особенно с приходом войны, тяжело забыть голодные дни и ночи, но джем мне всё же нравятся куда больше сгущенки. Перед чаепитием объявили официальный перерыв, вся группа разбрелась по павильону кто куда, мы же заняли место для перекуса вокруг малюсенького круглого столика. Я и Руд залезли на высокие стулья, а мужчинам приходится пить чай стоя. Прим стоит прямо возле меня, но мастерски изображает, что меня вообще не существует в этом мире. На тарелке остались три пончика, судя по рисунку – два со сгущёнкой и один мой любимый. В погоне за ещё хотя бы одним, запихиваю практически целиком в рот тот, что успела надкусить всего раз.

– Душенька, я тебе тысячу раз говорила – ешь медленнее! Ты потом всё возвращаешь назад, ― возмущается Руд.

С трудом жую, придерживая рот во избежание потери пончика и закатываю глаза.

– Прекрати так делать! Где твоё воспитание? ― продолжает бороться со мной неугомонная эфор.

Готовый посягнуть на мой желанный пончик с джемом, Бри тянется к тарелке, как вдруг его перебивает Прим:

– Эй! Это мой пончик!

– Пфф… ― недовольно фыркает в ответ Бри, закатывая глаза ещё более драматично чем я, но всё же берет со сгущёнкой.