По ступеням «Божьего трона»

Сун-Шань значит «хребет, поросший елью»[271], ель же в пониженной части Тянь-Шаня, которую мы имели теперь перед собой, не растет. Согласно «Гинь-дин-синь-цзян-чжи-лё», Сун-Шань подымается к югу от Гу-чэна[272], о Ши-хань-Шане же сказано, что он служит северной гранью Гаочана, ныне Турфана[273]. Затем к высокой, а не пониженной части восточного Тянь-Шаня следует отнести и вошедшее в употребление в XIII в. название Инь-Шань (Серебряный хребет). Но, по-видимому, оно за ним удержалось недолго и в позднейших историко-географических сочинениях, как и в более ранних, уже не встречается. Тем страннее, что В. В. Бартольд остановился для восточного Тянь-Шаня именно на этом названии – ошибка, которая привела его к выводу, что в IX в. татары жили бок о бок с тюрками-шато в Тяньшаньских горах[274], тогда как в действительности оба народа населяли в это время степи южной Монголии на восток от Ордоса[275].

Передовые скалы Тянь-Шаня образует серый тонкослоистый глинистый сланец, показывающий интенсивную складчатость; они совсем бесплодны, да столь же бесплодно и то ущелье, к устью которого привела нас дорога.

Это ущелье носит печать оригинальности и местами напоминает знаменитый проход Железных ворот (Бусгала). Оно, однако, далеко не столь мрачно, как этот последний, склоны его положе, хотя и подымаются выше, дно шире и совершенно свободно от валунов и щебня, чего нельзя сказать про Бусгала, в котором часто бушует горный поток. Его длина около 17 км, подъем малозаметен, не превосходя в среднем 18 м на километр. Серый глинистый сланец составляет единственную породу, слагающую его стены на протяжении почти 6 км, далее же сланец становится более темным, нередко с прожилками кварца, а затем появляется и серо-зеленый среднезернистый диабаз – то в виде жил в глинистых и сменяющих их слюдисто-глинистых сланцах, то в виде исполинских скал-куполов. Последние поднимаются, впрочем, уже на восточной окраине котловины Ту-фэй-гоу, в которую выводит ущелье.

В этой котловине расположена убогая постройка, носящая название станции Ту-фэй-гоу. В ней мы ночевали, а на следующий день продолжали подъем.

Котловина вскоре сменилась долиной с мягкими горными склонами, поросшими довольно густо кипцом, а далее мы вышли на Восточно-Джунгарское плоскогорье, где и оказалась наивысшая точка пути, определившаяся в 5561 фут (1695 м) над уровнем океана.

Интересный участок дороги остался у нас позади.

Подымаясь ущельем, вымытым когда-то рекой, мы за каждым поворотом его ожидали встретить водораздел; но его не оказалось, так как река собирала свои воды на плоскогорье и отсюда уже сильным потоком устремлялась на юг, поперек гор, которые с северной стороны представляли далеко не такую внушительную картину, как с южной, местами же едва подымались из-за уровня грив и холмов, встававших на плоскогорье. Такое однобокое развитие хребта, в связи с мощными выходами диорита, заставляет меня думать, что мы имеем здесь дело со сбросом в сторону котловины Отун-го-цзы.

Уже подымаясь на плоскогорье, я встретил холмы зеленого цвета, столько же зависевшего от одевавшего их кипца (Festuca jovina L.?), сколько и от слагающей их породы – яблочно-зеленого эпидотового сланца; та же порода преобладала и на плоскогорье. Поросшее кипцом и изборожденное пригорками и гривами широтного простирания, Восточно-Джунгарское плоскогорье на севере упиралось в невысокую, вытянутую на северо-запад гряду, на западе же уходило в необъятную даль. В этом направлении оно спадало довольно быстро, да туда же вели и лога, которые то и дело пересекала дорога.

На 14-м километре от подъема на плоскогорье мы вышли на Бэй-лу, а через 3 км завидели обширное казенное здание станции Да-ши-ту, прислонившееся к черной скале глинистого сланца. Едва мы в ней расположились, как подул свежий ветер с запада, принесший тучи, холод и снег. К ночи он спал, но ранним утром возобновился, притом с такой силой, которой не могли противостоять наши ветхие полушубки.