«“Физики и лирики”… не совсем мое, тоже отделившееся от меня стихотворение. <Слуцкий так же отнесся и к «Лошадям в океане».> Написано летом 1960 года в лодке на Оке близ Тарусы, где мы с Таней мучились от жары и мух… я очень опасался, что забуду его до берега и не запишу. Потом все жарили рыбу, а я быстро записал в блокноте»[319]
.Идейным поводом для написания послужил спор «технарей» Полетаева и Ляпунова с Эренбургом. В октябре 1959 года «Литературная газета» опубликовала письмо И. Г. Эренбурга, где он писал, что некая студентка Нина порвала отношения с любимым человеком — хорошим инженером, но современным вариантом «человека в футляре». Все ее попытки переубедить любимого, вызвать интерес к поэзии, музыке, живописи окончились неудачей. Он твердо стоял на том, что «нужно быть людьми атомного века».
Неожиданно для Эренбурга развернулась дискуссия, продолжавшаяся в газете до декабря 1959 года. Математик А. С. Ляпунов и инженер-кибернетик И. А. Полетаев защищали «физику», Эренбург — «лирику». Хотя И. Г. Эренбург «писал не о превосходстве искусства над точными науками, а о необходимости развивать культуру чувств… нельзя двигаться вперед на одной ноге»[320]
, дискуссия переключилась на вопросы, сформулированные оппонентами Эренбурга: искусство устарело, у деловых людей нет времени восхищаться Бахом и Блоком; то «общество, в котором много деловых Юриев и мало Нин, сильнее того, где много Нин и мало Юриев». Дискуссия вызвала широкий отклик читателей «Комсомолки», среди которых многие приняли сторону Эренбурга, но большинство соглашалось с «технарями». Позже, в книге «Люди, годы, жизнь», оценивая дискуссию в целом, Эренбург писал, что «наша молодежь не поняла ее трагической ноты».Слуцкий, которого волновали вопросы, затронутые дискуссией, почувствовал, что «проблема была животрепещущей», что «мнения разошлись едва ли не в глобальных масштабах», и откликнулся стихотворением «Физики и лирики». В разгоревшемся споре Слуцкий «поддержал не Илью Григорьевича, а его противников. Эренбург отнесся к этому со сдержанным недоумением». Прочитав стихотворение Слуцкого, Эренбург назвал шутливыми строки «Что-то физики в почете, // Что-то лирики в загоне».
Мотив этот звучал в творчестве Слуцкого задолго до того, как было написано афористичное стихотворение. Отношение к физикам было предметом и более поздних его произведений («Физики и люди», «Солнечные батареи» («Физики поднаторели…»), «Лирики и физики»). Взгляд Слуцкого на соотношение техники и искусства в целом свидетельствует о том, что он далеко не однозначно «принимал сторону технарей». Особенно это видно из стихотворения «…Нам черный хлеб по карточкам давали» (судя по тому, что публикатор Собрания сочинений поэта поместил его в разделе «Из ранних стихов», оно было написано до «Физиков и лириков»):
В стихотворении «Лирики и физики» Слуцкий не признает победы «физиков».
Стихотворение «Физики и лирики» вызвало небывалое количество откликов и упоминаний. Оно на слуху до сих пор, спустя полвека после его опубликования. Некоторые «товарищи по ремеслу» отнеслись к «Физикам и лирикам» как к оскорблению профессии. Миша Дудин, когда ему сказали, что стихи шутливые, сказал: «А мы шуток не понимаем»… «Защищали “Физиков и лириков” лениво… Ругали горячо и зло… Между тем не слишком политический шум этой дискуссии, поднятый в слишком политическое время, был безобиден и даже полезен. Постепенно к “Физикам и лирикам” привыкли… Ашукины включили название стихотворения в свой сборник “крылатых слов”, и это единственный мой оборот, удостоенный такой чести». Цитируемый нами очерк «К истории моих стихотворений» Слуцкий завершает воспоминанием: «Крученых как-то сказал мне (скорее всего, на улице), что в очередном издании книги Ашукиных всего два крылатых оборота современных поэтов:
— Мое — “заумь” и Михалкова — “Союз нерушимый республик свободных…”. Мое лучше»[321]
. Крученых к тому времени небыли известны «Физики и лирики».Книга «Работа» (1964) посвящена Татьяне Дашковской — жене и верному другу Слуцкого. Впервые книгу в издательстве «Советский писатель» редактировал молодой редактор Виктор Сергеевич Фогельсон, двоюродный брат первой жены Давида Самойлова. Доброжелательный человек, ценивший и тонко чувствовавший творчество Слуцкого, впоследствии он редактировал все книги Слуцкого, выходившие в этом издательстве.