По тонкому льду

– Докладывает обер-лейтенант Бартельс, – понизил я голос до возможного предела. – В ноль-ноль пятнадцать четырнадцатым рейсом прилетел оберштурмбанфюрер СС

Панцигер. Он спросил меня, как найти гестапо, и автобусом вместе с летчиками выехал в город.

– Когда выехал? – спросил Земельбауэр.

– Минуты три-четыре назад. Я счел нужным предупредить вас.

– Благодарю. Бартельс, вы сказали?

– Да.

Я запер свою комнату и задним ходом, через двор, вышел на улицу.

Ночь стояла душная, тихая, темная. Откуда-то издалека доносились глухие раскаты артиллерийской канонады.

Я прошел мимо гестапо. У подъезда плотной массой вырисовывался силуэт машины. Постукивал коваными каблуками наружный часовой. Тишина, безлюдье, никаких признаков Пейпера. Где же он сейчас?

Обогнув здание гестапо, я заторопился домой.

Костя и Трофим Герасимович сидели на корточках под открытым окном, курили и закрывали огонь самокруток ладонями.

Я отпустил Костю, а с Трофимом Герасимовичем прошел в комнату. Теперь еще томительнее потянулось время. Хозяин прилег на лавку, врезанную в стену дома, а я стал бродить из угла в угол.

Прошло полчаса... сорок минут... час... Храп Трофима

Герасимовича сотрясал стены дома, а я все ходил и ходил, ощущая неприятное стеснение в груди. Нет ничего хуже ожидания и неведения. Меня тянуло на улицу, будто там можно было что-нибудь узнать. Подталкиваемый тревогой, я прошел в переднюю и уже приоткрыл наружную дверь, как услышал шум приближающегося автомобиля.

Это еще что такое? На небольшой скорости машина прошла мимо и затихла вдали.

Я стоял у двери, скованный неясным чувством.

Настроение портилось. Эта ночь лишний раз подтверждала извечную житейскую мудрость: одно дело планы, даже отличные, и совсем другое – их выполнение. Пейпера нет, хотя ему уже давно пора появиться. Сколько можно разговаривать с начальником гестапо! Впрочем, разговаривают ли они? Возможно, и слова не было произнесено. Все кончилось в коридоре гестапо или на пороге особняка Земельбауэра. Кончилось без звука. Я услышал шаги. Может быть, Пейпер?

Несколько секунд прошли в напряженном ожидании.

Ну конечно же, это Пейпер! Едва он вступил на крыльцо, я схватил его за руку и потянул в дом.

– Почему вы с этой стороны?

– А я на «опеле», – довольно спокойно ответил Пейпер. – Не хотел останавливаться здесь и проехал дальше.

– Ну и как? Рассказывайте скорее, иначе у меня лопнет сердце.

– Вот уж ваше сердце не лопнет, – усмехнулся он.

Мы пробрались в мою комнату и прикрыли за собой дверь.

Пейпер пустил фуражку, как циркач тарелку, в угол комнаты, плюхнулся на стул, вытянул длинные ноги и признался:

– Такого страха, как сегодня, мне не доводилось испытывать никогда. – Он положил на стол три письма, лист бумаги, сложенный вчетверо, и спросил: – Это вам было нужно?

Трясущимися руками я развернул бумажку. Это было собственноручное признание Земельбауэра. Потом быстро пробежал глазами письма. Да, это! Ура! Победа! Какая победа!

– Ну, кто был прав?! – воскликнул я, обнимая Пейпера.

Он смущенно высвободился из моих объятий и развел руками.

– Год назад я бы не вынес этого. От одной только мысли можно сойти с ума, получить разрыв сердца. А тут вдруг...

– Ваш земляк Стефан Цвейг, – прервал я Пейпера, –

сказал золотые слова.

– Почему земляк? – удивился Пейпер.

– Вот тебе и раз. Значит, Пейпер не австриец? А я полагал. .

– Простите, – замахал руками Пейпер. – Я не так понял. А что же сказал Цвейг?

– Он сказал, что характер человека лучше всего познается по его поведению в решительные минуты. Только опасность выявляет скрытые силы и способности человека: все эти потаенные свойства, при средней температуре лежащие ниже уровня измеримости, обретают пластическую форму лишь в критическую минуту.

Глаза Пейпера радостно расширились, слова побежали наперегонки:

– Это правильно! Очень правильно. Но кто мог думать, что все так произойдет? Вы только послушайте! Когда я переступил порог гестапо, у меня так ослабли ноги, что с трудом держали меня. Это правда. И голос пропал. А вахтер идет навстречу, вскидывает руку, щелкает каблуками и докладывает: «Если вы оберштурмбанфюрер Панцигер, то у подъезда вас ждет автомобиль». Вы понимаете? Только взявшись за дверцу «опеля», я сообразил, что вы уже позвонили и машина закрутилась. Панцигер уже есть, живет, дышит, его ждут, ему подали машину. Он – реальность... Что-то изнутри сломало страх, сковывающий меня. Я вернулся, открыл дверь и бросил вахтеру: «Предупредите штурмбанфюрера, что я выехал». А потом все разворачивалось, как вы и предполагали. Я сразил этого уродца первой же фразой. Он плакал, валялся у моих ног, лобызал мои руки. Он умолял меня заступиться за него, замолвить словечко перед рейхсфюрером. Я великодушно обещал. Он пытался сунуть мне при расставании небольшую шкатулку. Я едва не ударил его. Да, это так. . Даже занес руку, но вовремя удержал ее. Какой же негодяй! Какое ничтожество! А помимо всего прочего... Да пусть он провалится ко всем чертям, – закончил Пейпер и стал разоблачаться.