Счастье изменило Угрюмому на этот раз. Из телеграммы Решетова мы узнали, что, переваливая через линию фронта, самолет, вывозивший Угрюмого, был подбит зенитным огнем и взорвался. Остатки его упали на нашу территорию.
Но счастье изменило и мне. Вчера вечером я решил заглянуть к Гизеле. У меня был ключ от ее дверей. Приближалось время моего ухода из Энска. Решетов поторапливал меня с окончанием дел. Я хотел еще раз поговорить с
Гизелой. Последний раз она была задумчиво-грустной, поособенному ласковой. Когда я попытался вернуть ее к интересовавшему меня разговору, она запротестовала.
Неужели нельзя один вечер, только один вечер, помолчать? Да и к чему слова? Мы так хорошо знаем друг друга,
что можем обойтись без слов. Лучше она послушает, как бьется мое сердце. Тихо! Я должен дышать спокойно.
Расставаясь, она обхватила мое лицо ладонями и долго-долго смотрела мне в глаза.
– Хочу запомнить тебя, – сказала Гизела.
Значение этой короткой фразы я понял лишь вчера вечером, когда оказался один в пустой уже квартире Гизелы.
Самой Гизелы не было. Лишь томик Ремарка был реальной вещью, напоминавшей о ней.
Милая Гизела! Ты не захотела превратить разлуку в пытку и рассталась не прощаясь. Собственно, ты простилась со мной два дня назад, когда сказала: «Хочу запомнить тебя». Ты знала, что это была наша последняя встреча. Несколько минут я простоял один в комнате, которая стала для меня дорогой, в комнате, где все дышало радостным, но уже невозвратным прошлым. И сознание этого было невыносимо. Острая боль сжимала сердце. В горле ощущалась какая-то неловкость, словно хотелось откашляться. И я боялся это сделать. Боялся слез.
Я взял Ремарка, бережно обернул его старой газетой и покинул пустую квартиру. Никогда больше моя нога не переступит этот порог. Никогда.
Сегодня утром стало известно, что Викомандо в полном составе покинула Энск и отправилась на запад. Куда?
На это не мог ответить даже Земельбауэр. Но он заметил:
– Если интендантские крысы покидают корабль, значит, ему грозит опасность Уж кто-кто, а они отлично знают, что паруса надо убирать перед бурей, а не после нее.
С Земельбауэром я встретился для продолжения делового разговора.
В прошлый раз он передал мне подробный список гестаповской агентуры. Начало было неплохим. Демьян сказал:
– Все, что делала ваша группа, было нужно, важно, значительно, но список – несравнимая ни с чем удача.
Здесь сорок одна фамилия!
Закрепив за собой Земельбауэра, мы решили развить операцию дальше – заняться оберст-лейтенантом фон
Путкамером. Мне казалось, что при содействии начальника гестапо удастся добыть списки состава секретной школы абвера, которой руководит Путкамер.
На этот раз Земельбауэр чувствовал себя значительно лучше. Оправившись кое-как от двух страшных ударов, он делал все возможное, чтобы выполнить свои штурмбанфюрерские обязанности. Мы начали с неизменного кофе с бутербродами, то есть с того, чем кончили в прошлый раз. Потом выкурили по сигарете, и я спросил начальника гестапо: какие причины заставили его хранить письма Путкамера? Как он намерен был распорядиться ими?
Земельбауэр поведал мне занимательную историю.
Оказывается, еще в 1935 году между имперской службой безопасности (СД) и имперской военной разведкой (абвер) завязалась отчаянная грызня. За истекшие восемь лет эта грызня переросла в войну не на жизнь, а на смерть. Начал эту войну создатель и шеф СД Рейнгардт Гейдрих. Война ведется, разумеется, тайно, закулисно. Вспышки огня редко озаряют поле битвы. Обычно сражения окутываются дымовой завесой. Но какие силы развязали эту войну? Это тоже интересно. Дело в том, что поначалу в СД вошли гестапо, крипо3 и зипо4. Но этого показалось Гейдриху мало.
Он захотел подмять под себя и военную разведку, то есть абвер. А абвер входил в ОКВ5. Возглавлял его адмирал
Канарис, тот Канарис, который не так уж давно посвятил того же Гейдриха в тайны шпионского ремесла. Раньше они были друзьями, теперь – смертельные враги. Если
Гейдрих имеет в своем сейфе дело на Канариса, куда заносится каждый шаг адмирала, то можно не сомневаться, что
Канарис ведет досье на Гейдриха. Короче говоря, Гейдрих хотел проглотить Канариса вместе с абвером и все время жужжал в уши фюреру, что разведка и контрразведка СД
совершеннее и дешевле военной. Эстафету войны, выбитую из рук Гейдриха в сорок втором году, подхватил обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер. Война продолжается.
Кальтенбруннер увивается вокруг фюрера, но тот молчит.
Гитлер не может не считаться с ОКВ. Гитлер понимает, что в абвере главную роль играют представители юнкерско-офицерских кругов, которые и так его недолюбливают. Если бы Земельбауэр знал, чем окончится эта война!
Но он не мог знать, не мог и гадать. И решил ждать, Он планировал так. Если покушение на фюрера удастся, он явится к фон Путкамеру и попробует объясниться. Так, мол, и так, дорогой. Вы были в моих руках, но я не хотел мешать вам творить святое и правое дело. Хотите верьте, хотите нет. Вот ваши письма. Я хранил их лучше, чем ваш покойный брат. Путкамер может оказаться человеком бла-