По тропам Срединной Азии

Вечером нас посетили два начальника, одетые в красные халаты пуру и гамбургские шляпы, вооруженные тибетскими саблями в ножнах, украшенных полудрагоценными камнями. Они принесли новости, что верховный комиссар Хора, Кушо Капшопа, и губернаторы Нагчу пригласили нас двигаться сразу в Чу-на-кхе и Нагчу. Они снова подготовились, чтобы составить проект сообщения, но мы выразили сильный протест и заявили им, что предшествующих рапортов было достаточно. Они улыбнулись и оставили вопрос.

Следующим утром мы поднялись намного раньше рассвета, и к шести часам целый караван, сопровождаемый двумя начальниками, шел в южном направлении. Я провел ночь очень плохо и чувствовал ужасную слабость. Большое напряжение предыдущих дней, частые ночные дежурства, утомительные переходы и бесконечные переговоры с пограничными властями в течение трех дней полностью истощили меня. Дорога пересекла долину Шенгди и поднялась на низкий перевал. С высоты этого перевала до Кам-ронг ла простиралось высокое плоскогорье с холмами, покрытыми травой и узкими долинами. Мы обогнали на нашем пути караван яков. Эти караваны очень медленно продвигаются и делают только девять или десять миль в день. Два сопровождавших нас начальника до Чу-на-кхе, остались позади, и мы двигались одни.

Внезапно группа всадников преградила нам путь с криками: «ман-дро» — «стойте», пыталась остановить нас. Их руководитель был вооружен саблей и маузером, висящим через плечо. Остальные люди имели только патронташи без винтовок. Мы были вынуждены остановиться и ждать двух начальников, которые подскакали к нам и приказали людям уйти и дать нам проход. Они кричали: «Сонг, сонг, сонг» — «Идите, идите, идите». Было интересно наблюдать, что должностные лица милиции на маршруте не информированы о нашем продвижении. Мы ехали по местности все более и более пересеченной. Всадники сопровождали нас со всех сторон каравана, и многие приветствовали нас на индийский манер: «Салом, сахиб».

Из-за приступа горной болезни я чуть не упал с лошади на перевале Кам-ронг. Пульс едва прощупывался, но я не терял сознания и услышал, как доктор сказал: «Он умирает». Через два часа я пришел в себя, но едва держался на ногах. Доктор дал мне большую дозу лекарства, стимулирующего деятельность сердца, и я смог поехать в лагерь, расположившийся в долине Чу-на-кхе. Один из монголов также свалился с лошади, и ему помогли добраться до лагеря. Местное население, очевидно, прослышало об экспедиции, и вскоре на территории лагеря собралась толпа, в которой было и несколько лхасских торговцев. Один из них весьма удивил нас, говоря: «Время — деньги» и другие английские слова.

Рано утром 10 октября в лагерь прибыли несколько чиновников с приглашением посетить лагерь верховного комиссара Хора. Несмотря на большую слабость, я должен был сопровождать профессора Рериха и нашего полковника в лагерь генерала. Генерал желал знать о нашей экспедиции, и присутствие переводчика было необходимо.

Лагерь верховного комиссара был расположен в северо-восточном углу низины Чу-на-кхе. Путь к лагерю был тяжел и утомителен из-за многочисленных кочек и отсутствия хорошо протоптанной дороги. Лошади часто спотыкались и с каждым толчком я чувствовал возвращение болезни.

Наша группа ехала в следующем порядке: сначала монгол из нашего конвоя с флагом экспедиции, потом профессор Рерих, полковник и я. Нас сопровождали трое монголов, вооруженных винтовками за плечами. Тибетские чиновники ехали позади них. В дороге у меня снова начался сердечный приступ, и я вынужден был остаться с одним из монголов. Тибетский чиновник поскакал в лагерь за врачом. Немного позднее к нам подъехали г-жа Рерих, доктор и Портнягин, которые остались со мной, а профессор Рерих с полковником отправились к генералу. После того, как доктор дал мне очередную дозу лекарства, я почувствовал себя несколько лучше, но был все еще слишком слаб, чтобы ехать в лагерь генерала. Тибетский чиновник с несколькими солдатами прискакал оттуда и настаивал на моем прибытии к генералу. Люди пытались отнести меня на винтовках, используя их в качестве носилок. Но эта затея не удалась, и им пришлось оставить меня. Тем временем генерал послал другого посыльного убедить меня прибыть как можно скорее. Это был его личный секретарь, молодой тибетец, которого я встречал в Дарджилинге в 1924 г. Я сделал последнюю попытку добраться до лагеря генерала на лошади доктора, животного с исключительным темпом, и это мне удалось.